Ганник представлял, как должно быть тяжело было Сиерре теперь, после рудников, где были только страх и работа, оказаться в шумном, как улей, лагере повстанцев. Кельт сам раздражался этой живости, а что чувствовала зашуганная женщина, побывавшая в худшем месте на всем белом свете, даже представить не мог. Наверное, даже ад не так страшен, как рудники. Особенно если в ад не верить, как это делал Ганник, потому шахты казались ему очень устрашающими, хотя бы потому что они действительно существовали и действительно были страшны. Попасть туда боялись даже сильнейшие гладиаторы, уж он то очень хорошо помнил главную угрозу хозяина. Она даже на самых наглых действовала верным образом, выгодным для Батиата. Ганнику было больно думать, что эта маленькая женщина прошла через это…
Конечно, ответ на вопрос о Никиасе никак не мог порадовать. «Какому-то римлянину», то есть Сиерра даже не знала фамилии. Хотя даже если бы и знала… О чем кельт подумал? О спасении мальчишки из заточившего его дома? Чушь. Даже фамилия ничего не дала бы, все это слишком нереально. Хотя у Крикса хватило мозгов искать свою женщину, судя по рассказам, он готов был мир перевернуть и вытрясти в попытках найти одну единственную, потому как любил её. И нашел же. Ганник бы не поверил, если бы не был знаком с Невией и не видел их отношений своими глазами. Но идея спасать Никиаса все равно казалась бредовой…. Это ведь сколько времени прошло, теперь искать мальчишку – это тоже самое, что искать иголку в стоге сена.
- Так решил Спартак. Он освобождает рабов. Когда стало известно, что пройдет повозка – он решил отправить людей, чтобы спасти их, но сведений были мало, и он не мог знать, что в то же время пройдет другая повозка. – Тихо ответил Ганник, найдясь и посмотрев на Сиерру, отвлекшись от своих мыслей. – Я и сейчас свободный человек, Сиерра. Я сделал свой выбор, когда присоединился к Спартаку и его людям. Это сложно понять, но ты поймешь, просто дай себе время… Принять такую свободу.
Что сказать? Ганник никогда не был хорошим оратором и речи лить не любил, лишь когда был молод и только в женские уши, и то недолго, а нормировано, потому как с дамами он мог заниматься и куда более приятными вещами. Потому он понятия не имел, что нужно сказать, чтобы объяснить Сиерре повстанческую суть. Да и сам он, если уж на то пошло, присоединился к ним из-за Эномая, посчитав, что если уж его друг в них верит, то он тоже должен, потому как Эномай редко ошибался, и тогда в приоритете было вернуть былую дружбу, а не сражаться с римлянами. И только после того, как Ганник поддержал Спартака из-за своего лучшего друга, он сам многое понял, пропитавшись, так сказать, их философией и целями. Понадобилось время. Он, как и все, в этом нашел свое, за что хотел сражаться. Сиерра тоже найдет. Он был уверен. Пусть даже целью станет обыкновенная месть, как бы меркантильно оно не было.
- К тому же… Я ведь рассказывал, как я люблю влипать в разные ситуации. – Заметил он, криво улыбнувшись, и повел рукой, словно бы демонстрируя помещение. – Это моя новая жизненная ситуация. И твоя тоже.
Взяв руку Сиерры в свою, Ганник погладил грубыми шершавыми пальцами ладонь. Она была дорога ему, эта женщина. Неизвестно, как и почему, ведь вместе они провели всего сутки в далеком теперь прошлом, но так сложилось. Ему, не любителю обзаводиться слабостями, очень тяжело обычно давалось признать, что кто-то или даже что-то имеет для него огромное значение. С ней получалось легче, возможно потому что они были в этот момент наедине или может быть потому, что она оказалась в тяжелой ситуации, и не время было бахвалиться в попытках скрыть свои чувства. Да и не был кельт уже тем, кем был в прошлом – очерствел, повзрослел и закалился, пройдя много дорог и повстречав очень многое за прошедшее время. Так или иначе, Ганник снова обрел рядом человека, который имел для него значение. И не знал, радоваться тому или огорчаться.
- Хочешь есть? – спросил Ганник, поглаживая Сиерру по плечу, обнимая за плечи, в другой руке сжимая её маленькую ладонь. – Я могу принести что-нибудь. В лагере шумно и людно, но ты привыкнешь – они все хорошие люди, а пока можешь прятаться здесь, если тебя не смутит делить ложе со мной.
Почему-то кельт посчитал это уместным. Разумеется, он не намекал на секс или что-то подобное. Нет, может он и был любителем телесных услад, но он не был дураком, что мог думать только об этом. Просто ему показалось, что Сиерре нужен будет кто-то знакомый и надежный. Может, Ганник и не был самым надежным человеком на белом свете, но уж точно был знакомым, и она могла ему доверять. А он, в свою очередь, выражал готовность помогать ей, быть рядом, защищать и поддерживать, пока она в этом нуждается.
- Добудем еще этого… неизвестного тряпья…- Ганник приподнял один из лоскутов, демонстрируя «неизвестное тряпье». – И получится подобие постели.
Конечно, ему хотелось дать больше. Сделать больше. Особенно после короткого, но емкого рассказа Сиерры, но Ганник делал то, что было в его власти. На иное он не был способен, увы…
