События предшествующей ночи были сумбурными. После того, как на закате от руки его пал последний воин их охраны доминуса, они окончательно стали свободны. Мечта сестры осуществилась, пусть и не до конца. Срывая ошейники с рабов, выдавая желающим оружие и помогая перевязать раны тем, кто пострадал в отчаянной схватке, мужчина не задумывался особенно ни о чём. Гверн был где-то неподалеку, с виду не более радостный, чем всегда. По его лицу было не сказать, что оковы его сброшены. Лишь в момент убийства домины кельт показал сильные эмоции.
Их план ограничивался освобождением. Далее они не размышляли. Был лишь вопрос о том, где искать Спартака. И ответ – битва была у Везувия.
Виатор хмурился, отдавая распоряжения то и дело подходящим рабам. Он не желал более командовать жизнями, и хотел быть в ответе лишь за свою. В конце концов, не самый лучший пример вышел из него как руководителя – его люди пали жертвами обстоятельств, были преданы по его же милости. Это не делало ему чести. Желание мести затуманило разум настолько, что он готов был предать хоть всю Империю, лишь бы забыть последние слова сестры.
Глядя на освобожденных рабов, на робкую радость, коей светились их глаза, на дурные улыбки сбросивших с себя цепи людей, в его сердце рождались сумбурные, смешанные чувства. За этих людей он ещё не закончил сражаться. Их жизни пока что были в опасности, его уста молвили первое слово, с которого началось их короткое кровавое восстание. И он обязан был увести освобожденных в безопасное место. Далее Виатор не видел свою судьбу, довольствуясь нынешними целями.
Они собирались в спешке, будто опасались погони. Это было лишним, ведь Маниус вёл практически отшельнический образ жизни. Его вилла находилась далеко от города. Недалёкого сына патриция, разбогатевшего лишь за счёт смерти родителя, не хватятся ещё долго. Если хватятся вообще... образно говоря.
Рабы тащили узлы и тюки, переговаривались шёпотом, не поднимали глаз, когда он говорил с ними, и это отношение вводило мужчину в печаль. Он не хотел быть выше остальных. Теперь он даже не мог назвать себя достойным сыном Рима.
Виатор покинул свою личную комнатку у бараков, не прихватив ничего, кроме меча.
- Возьми, - на выходе рабыня, которая была с ними во время убийства господ, сунула ему в руки какую-то металлическую вещицу.
  -Что..? – начал он, но осёкся, разжав ладонь. В его руке лежал медальон, который Беллона носила на шее. Мужчина пытливо заглянул в глаза бывшей невольнице, и она шепотом, но довольно смело ответила на безмолвный вопрос сама:
- Это было в комнате домины. Я знаю, чей он.
- Спасибо, - искренне поблагодарил он, сжимая пальцы. Теперь ничто не держало его в этом месте. Медальона было достаточно, чтобы сохранить память.
Они ушли, нагрузив одинокую повозку собранным скарбом. Всё, что могло пригодиться в будущем – одежду, покрывала, еду, воду и оружие рабы резво стащили со всех концов виллы. Как муравьи – трудолюбивы и быстры.
Они шли долго, практически не останавливаясь для отдыха. Кто-то говорил, что Спартак если и был у Везувия, он уже наверняка ушёл оттуда, уводя своих людей в безопасное место. В такой поворот событий верить не хотелось. Ведь не найди они знаменитого фракийца, куда податься кучке беглых и одному предателю-римлянину? Скрываться по лесам – это ничтожно за цену, которую они заплатили.
Путь их был тревожным – каждый опасался погони, нападения, встречи с солдатами Рима и ещё Боги ведают чего. И опасения оправдали себя отчасти, когда на пути им попалась римская повозка. Охраны было мало – всего шестеро воинов. Но у них воинов было всего двое. Впрочем, рабы, уже вкусившие раз крови бывших господ, напали яростно. Один пал в короткой схватке. Виатор бросился наперерез воину, устремившемуся к безоружным рабам. Гладий вспорол бок мужчины как раз вовремя. На этом везение закончилось – его ранили со спины – плечо обожгло болью. Острие вошло в плоть и ткнуло кость, послав волны отвратительной слабости по телу. Он прохрипел проклятие, и услышал утробное бульканье, какое может издать лишь порванная глотка. Меч выскользнул из раны, сзади грузно шлёпнулось на песчаную дорогу чужое тело. Ферокс сжал зубы и повернулся.
- Осторожнее, друг, - сказал раб-грек, поддержав его за здоровое плечо.
- Спасибо, - ответил он, цепко сжав руку спасителя в благодарность. Это значило для него очень много – быть принятым. Названным другом, а не просто мстителем. Повозка была отвоёвана. Мёртвые тела стащили с дороги и спрятали за валунами.
Рану наскоро перевязали, пока кто-то потрошил повозку. Виатор озирался, отыскивая взглядом Гверна. Наверняка громила-кельт успел снести головы паре римлян. Как ни странно, союзника не было видно.

Все было кончено. И под "все" Гверн имел в виду битву в доме Мануса, гонения не закончатся никогда, разве то они уйдут далеко далеко на север. Но этого тоже не будет потому, что кельту не нужен был баласт.
Да, он никогда не думал о себе, как о хорошем отзывчивом человеке, который бросится спасать всех подряд. Те, за кого он действительно хотел бороться сейчас гниют в земле. Если повезло, сожжены на погребальных кострах, но на это шанс маленький, так много мертвых на поле боя, так мало живых, чтобы позаботиться о них. Мужчина запомнил свое прошлое именно так, тот момент, когда рана не позволила умереть с честью на родных землях.
Что такое честь и можно ли считать, что она восстановлена? Трудно дать ответ на этот вопрос, но, когда клинок входил в плоть госпожи, Гверн почувствовал освобождение, а затем снова груз мыслей.
Он был мало разговорчив, как и прежде, победа лишь развязала руки, но не язык. Гверн умылся водой из запасов богатых господ, собрал еду и питье для себя, а потом к нему подошла та самая рабыня, которая оказалась с ними запертой в купальнях, и попросила помочь ей погрузить необходимое на повозку.
Кельт одарил ее тяжелым взглядом, который женщина выдержала. Лицо ее было худым, под глазами темные круги, на шее синий след от ошейника - явный признак того, что за него любили потянуть назад. Ради этой загубленной жизни сегодня было пролито столько крови? Может, ради памяти римлянина, который находился в центре внимания - избавитель, победитель господ, предатель отечества... Это его слава и его бремя.
Он помог, сделал только то, что попросили, а затем продолжил собирать свои вещи: протер меч, взвалил на плечи ношу и отправился вслед за процессией, поспешно покидавшей дом, последним.
С Гверном говорили в дороге, он отвечал скудно, плохо формулируя фразы потому, что не хотел, чтобы его принимали за человека, у которого можно спрашивать "что делать дальше?", "куда идти?", "нам скоро нечего будет есть, что ты предпримешь?". Гверн согласился пойти мимо Везувия, чтобы посмотреть на безумие там творившееся, но с каждым шагом укреплялась вера в то, что идти следовало дальше, на север, обходя Рим десятой дорогой. Голодать, умирать по дороге, но не ввязываться в заранее проигрышную миссию.
В какой-то момент он увидел ту саму рабыню, которая просила его помочь. Женщина шла рядом, еле передвигая ногами, многие из них уже сейчас были загнанными лошадьми. Что-то кольнуло и он проявил слабость, забирая ношу рабыни. Та вздрогнула и, только поняв, что происходит, отпустила вещи. Слова ее однако удивили Гверна.
Не жди, что я буду спать с тобой за это. С меня хватит! - озлобленная, не в силах насытиться волей, как человек воздухом, когда выныривает из-под воды.
Я не жду, - если бы кельт захотел, ему мало кто воспрепятствовал бы, среди них воин только один - римлянин.
Но дело в том, что кельту это было не нужно, пока не нужно, вопрос времени.
Дорога преподнесла сюрприз в виде повозки, в которой передвигалась богатая женщина. Охраны было не много, так что все закончилось быстро. Послышались предсмертные крики, удары железа о железо. Гверн воткнул кому-то в глотку лезвие меча, озираясь. Все закончилось, вокруг лишь горстка напуганных рабов. Госпожа их бежала и была убита, а в повозке могло быть нечто интересное. Мужчина обошел ее, открывая дверь рывком. Внутри была молодая девушка, рабыня. Она смотрела прямо на него, а он осматривал повозку, что-то привлекло внимание кельта, он наклонился, ступил одной ногой внутрь, мимо прошел клинок, обрезав прядь волос и черкнув по щеке, на коже выступила кровь.
Гверн отклонился, внутри прятался трусливый римлянин, который не хотел умирать. Зарычав, гладиатор проткнул его брюхо, ведя меч вверх так, чтобы вывалились внутренности.
Он перевел взгляд на рабыню:
Не могла сказать? - цепкие пальца схватили ее за одежду и выбросили из повозки, а потом вытащили несколько бурдюков с вином.
Гверн встретился взглядом с Виатором.
Что? - с вызовом спросил он. Она могла предупредить, - пояснил он, приближаясь. Давай, говори всем, что они свободны, пока на нас не полезли с палками.
Вы со Спартаком? - юноша приятной наружности подал писклявый еще не окрепший голос.
Кельту было жаль этого человека, он уже труп. Ходячий, говорящий с плотью на костях, но все равно труп.

Жаркий день не давал покоя никому из это небольшой процессии, двигавшейся по дороге. Несмотря на то, что повозка и защищала от солнца в ней было очень душно и жарко. Дорит и еще несколько воинов, сопровождали свою госпожу в пути. Рабыня точно не знала куда они едут, ведь госпожа не всегда говорила ей о своих намерениях, хотя Дорит и была ее приближенной, если можно так выразиться. Конечно раб - это не друг, тем более для особы высшего слоя, но все-таки по этой лестнице можно было подняться, как Дорит. Попав к своей хозяйке, она выполняла поначалу всю грязную работу, какую только могут дать молодым рабам, но вскоре, когда она подросла, госпожа стала доверять ей более важные дела, а еще позже и вовсе стала ее приближенной рабыней. С одной стороны это может показаться не такой уж и плохой жизнью, но с другой, ты всегда знаешь, что ты не свободен, ты не можешь выражать свои мысли так как тебе хочется, лишь тогда, когда тебя спросят. Ты просто слуга, не более того, раб, который даже за человека-то и не считается. Ты никто в этом мире, если ты раб. Ошейник постоянно напоминал Дорит об этих мыслях, о том, что она уже ничего не сможет изменить в своей жизни, о том, что она простая букашка в руках людей, которые считают себя лучше других.
- Еще вина, госпожа? - спросила Дорит, сидя рядом со своей госпожой?
- Нет, не нужно, - ответила сухим голосом женщина. Она явно не была настроена на какую-либо беседу и почти весь, пройденный ими путь, молчала, лишь изредка требуя вина.
Повозку постоянно качало из стороны в сторону и Дорит начинало понемногу укачивать. Девушка посмотрела на дорогу и она показалась ей не совсем безопасной, почему, она не знала, просто было какое-то странное чувство тревоги внутри нее.
Внезапно повозка остановилась, да так резко, что Дорит, ее хозяйка и еще один воин, ехавший с ними, чуть не выпали из нее. Снаружи стали слышаться какие-то крики и звон стали о сталь. Рабыня осторожно выглянула из окна и увидела каких-то людей, напавших на воинов госпожи. Женщина в свою очередь, почуяв угрозу для своей персоны, поспешила ретироваться из повозки и убежать прочь.
- Госпожа! - крикнула ей Дорит, но та бросила ее и скрылась прочь. Девушка не знала жива ли женщина или нет, но она поняла одно: ей придется спасаться из этого Ада самой. Дорит судорожно пыталась найти хоть какое-то оружие в повозке, но сидевший рядом наемник, протянул ей небольшой нож. Обменявшись с ним взглядом, рабыня приняла его и спрятала за пояс своего платья сзади.
Бои по всей видимости продолжались, ведь Дорит слышала эти ужасные крики и звуки металла, ей стало страшно, она мысленно уже готовилась к самому худшему - к смерти. И вот, казалось, она пришла. Дверь повозки была с треском распахнула, рабыня подумала, что она слетит с петель, но нет. Перед Дорит предстал высокий и очень крупный мужчина. Его взгляд, он говорил сам за себя. Убийца. - думала девушка. Сердце ее бешено заколотилось, рабыня просто обомлела от одного его вида. Смерть в его лице, вот что грозило Дорит, как ей казалось. Наемник, о котором на мгновение забыла она, попытался напасть на этого незнакомца, но тот парировал удар и убил его прямо на глазах у девушки. Рабыня вскрикнула от увиденного, ей было действительно страшно и жутко, жизнь в этот момент остановилась для нее, Дорит готовилась отправиться в мир духов и теней.
- Не могла сказать? - произнес мужчина, а потом резко, словно игрушку, выбросил Дорит из повозки.
Кого же она увидела перед собой? Такие же как она, рабы или уже свободные люди? Кто они все были? Дорит пыталась делать хоть какие-то выводы из ситуации, но ей на ум ничего не приходило, она не собиралась ни с кем заговаривать. Она только разглядывала людей и увидела серди них одного римлянина. Ей радоваться или наоборот бежать? Но если бежать, то куда и к кому? Мужчина подошел к римлянину и что-то сказал ему, что именно девушка не расслышала, да и не хотела слушать. Она убрала руку за спину и нащупала за поясом платья, нож, который дал ей наемник, минуту назад еще живший на этом свете. Кто-то из людей спросил у них про Спартака. Дорит слышала о нем, конечно не так много, но все-таки все его дела, совершенные со дня его побега из лудуса Батиата, не остались не замеченными, ведь даже рабы слышали и знали о них.
- Кто вы такие? - вдруг спросила Дорит. Она сама от себя такого не ожидала. Эта смелость взялась из ниоткуда. Хотя бы перед смертью буду знать кто меня убил. - подумала девушка. Казалось, нож предавал ей сил, но она очень боялась этих людей, хотя и пыталась не показывать этого всеми силами, но глаза всегда выдают человека. И они не могут обмануть никого, кто хоть раз заглядывает в них.

Отредактировано Dorith (2012-06-15 20:38:36)

Ладонью он стер кровь со щеки, поморщился от того, что порез вызывал неприятную боль. Вроде он не был настолько глубок, чтобы пришлось зашивать, но липнущие к крови волосы, попадающие в рану доставляли не очень приятные ощущения. Сухая кожа на загорелом лице была еще более темной от дорожной пыли, появились складки на переносице, а когда мужчина услышал слова римлянина, верхняя губа дернулась вверх, обнажая зубы - животное выражение презрения.
- Она могла погибнуть за свои слова.
А я мог лишиться глаз или жизни, не давая ей чувствовать страх. Я не сраный благодетель, - взгляд его был тяжелым, кельт не разделял отношения Виатора к происходящему.
Нет, он не собирался жечь деревни, грабить повозки, убивать и насиловать (можно и в другом порядке) римлянок, но и к спасителям лишенных воли он себя не причислял.
- Не бойтесь, мы не чиним вреда тем, кто был пленён по воле Рима.
Если не попытаетесь отомстить за своих господ, - Гверн обвел оставшихся бесхозными рабов взглядом не сулившим золотые горы, он хотел быть честен с ними, а вот римлянин похоже хотел рассказать им сказочку.
Когда меч очутился  в ножнах, кельт связал длинные волосы на затылке, так было проще и удобней с той жарой, что действовала на нервы, затем он открыл бурдюк с вином и плеснул себе на щеку, поморщившись от боли. Еще один глоток внутрь и теперь он морщился из-за вкуса, домина заставляла пить этот шмурдяк чуть-ли не каждый вечер. Мужчина сплюнул на пыльную дорогу, занятый собой он пропустил несколько вопросов от рабов касательно Спартака и всего происходящего, бойкая девка из повозки тоже вставила слово. Вот у кого страха не было. А, с другой стороны, терять-то нечего: либо распятие, либо этот раненный в красном плаще.
Да, что и скрывать, Гверну никогда не нравился Виатор, он был похож на бабу, но решительный поступок и то, как солдат держался сейчас, не могло не вызывать уважение. Если бы он решил напасть на кельта, тот без сожаления лишил бы его жизни, но пока они вместе, никакой тощий урод подставлявший зад господину не смеет поднимать на римлянина руку.
Ладонь Гверна сжала рукоять  меча, кто-то из рабов подошел к нему сзади, из своих рабов, с которыми они шли. Это была та самая уставшая девушка, чьи вещи он взял, двое мужчин среднего роста,которые постоянно околачивались рядом. Он не знал, что они себе придумали, но видел, как эти люди смотрят на него, когда стоит вопрос принятия решений.
Вот и Виатор смотрит на него в ожидании... Если бы Гверн был полководцем, а не солдатом, было бы гораздо проще.
Я кельт, - сказал наконец он, тщательно подбирая слова, - отец учил меня как держать меч с рождения, учил как ударить так, чтобы враг не встал. Еще он учил меня как вспахать землю, как собрать урожай, как убить зверя в лесу...римляне, - невольный взгляд на Виатора, - забрали у меня все и теперь остался только меч, - кельт продемонстрировал оружие, подняв его вверх, и опустил снова.
Я выбрал путь, который приведет к смерти, как и любой другой путь, но по дороге я заберу с собой как можно больше римских ублюдков. Не этого, - теперь кивок в сторону Виатора, - если этого кто-то тронет, отправится вслед за ним... - рабы собирались полукругом, внимая словам.
Те, кто только-что лишился хозяев, выкрикивал отрывистые реплики:
Куда вы идете?
Кто теперь позаботится о нас?
Только два воина? Один римлянин? Да мы все умрем!
Выбор, который нужно было сделать сейчас: стать неким подобием Спартака, вести людей к свободе, быть идиотом или же уйти, бросив их на погибель. Гверн выбрал третье.
Мне плевать на то, что с вами будет, - честность заставила всех замолчать на минуту, а потом вопли словно взорвали тишину возмущением и гневом. Тихо! - бас разнесся по поляне, заставляя рабов притихнуть. Мы ведем их подальше отсюда, - Гверн говорил о тех, с кем они совершили побег, показывая на них рукой, - вы можете пойти с ними или остаться и сдохнуть. Все.
Кельт отвернулся, показывая, что разговор окончен, теперь он сказал тем, кто стоял у него за спиной, чтобы собирали все полезное. Нужно уходить, нельзя чтобы кровавый след привел к ним.

Вопросы, ответы. Снова. Одни и те же слова – приукрашенные, громкие, чтобы достучаться до потухших сердец людей, привыкших пресмыкаться и не умеющих решать за себя. Виатор устал, не физически, но морально, пытаясь поднять боевой дух среди маленького недо-войска. Даже так это слово разило иронией за версту. Парочка рабов, способных держать оружие в руках, гладиатор и римлянин. Отличная компания против вооружённого отряда легионеров. Наёмников. По воле Богов на дороге мог оказаться кто угодно, и им повезло, что это оказалась жалкая кучка охраны. Несказанно повезло.
Гверн, с которым они практически не разговаривали с самой виллы, смотрел на него тяжёлым взглядом, как и во время их первого разговора. Виатору казалось, что варвар замышляет что-то своё, но всё же не мог не надеяться на поддержку в этот момент. Пока что они шли вместе, вместе защищали людей, помогавших при восстании. Бывший гладиатор мог презирать его за «мягкость», которую мужчина демонстрировал прямо сейчас, это не играло роли. Они были связаны общей целью, и пока путь к спасению не закончился, любые разногласия следовало оставить в стороне. Кельт заговорил, отвечая на его вопрошающий взгляд. Новые рабы, ещё не знавшие тяжелый нрав громилы, притихли и косились на него кто со страхом, кто с надеждой. Виатор не относился ни к первой, ни ко второй группке. Ему просто была по душе манера говорить прямо, как есть, не приукрашая события и не выстраивая иллюзии перед глазами слушателя. Такой подход был действенным. Только тот, кто и сам был в рабстве, способен найти слова, которые поймёт другой раб. Сейчас ему хотелось просто довести людей до безопасного места, передать в руки повстанцев, а дальше... Дальше он не задумывался. Месть свершилась, пути назад не было.
- Я выбрал путь, который приведет к смерти, как и любой другой путь, но по дороге я заберу с собой как можно больше римских ублюдков. Не этого, - теперь кивок в сторону Виатора, - если этого кто-то тронет, отправится вслед за ним...
Римлянин лишь благодарно кивнул в ответ. Конечно, сейчас дорог был каждый клинок.  Рабы снова заволновались, послышался ропот, который пресечь можно было лишь... Да, грубостью. Почти физически можно было ощутить, как издёрганные дорогой люди вздрогнули от громкого приказа. Гверну, похоже, надоело вести мирную беседу, раз он оборвал начинающиеся вопросы в столь грубой манере.
- Вы слышали, - устало подтвердил римлянин, отвечая на красноречивые взгляды ближайшей рабыни. – Каждый в этом мире сам за себя. Но если мы хотим выжить, мы должны идти вместе. Снимайте ошейники. Собирайте всё ценное. Или убирайтесь.
Треклятая рана стягивала лопатку колючей вязкой болью, от жары его начинало мутить. Хотелось глотнуть воды, перетянуть повязку потуже и идти вперёд, а не топтаться на месте. Опасность в промедлении....
- Гверн, - окликнул Виатор кельта, направляясь к нему минуя снующих туда-сюда рабов, но был остановлен женский голосом. Он повернулся, и узнал рабыню, которую варвар выкинул из повозки.
- Ты ранен, - проговорила она. Голос звучал со знакомыми нотками – так пробовали на вкус свободу выбора и свободу действий. Таким же тоном его окликнула бывшая невольница, принесшая амулет Беллоны. - руку нужно промыть, чтобы она не загноилась.
Раненный едва успел открыть рот, чтобы ответить на недосказанное предложение (или она всего лишь решила дать совет?), как женщина ушла к повозке. Виатор качнул головой и снова сфокусировался на союзнике. Кое-что надлежало выяснить, пока было немного времени. Главным образом на желание поговорить повлияли слова кельта - плевать, что с ними будет.
- Если Спартак ушёл от Везувия, придётся вести людей в иное место, - сказал он негромко, чтобы лишних ушей разговор не достиг. - Я слышал, по лесам у вулкана бродят патрули, там не безопасно. К востоку расположены рудники. Охрану там усилили после какого-то происшествия. Придётся возвращаться и углубляться на юг. Или идти к границам, но это самоубийство... Что ты думаешь?
В советах обретённого союзника до этой поры была истина и мудрость. Виатор же привык жить солдатом, защищая доминуса и не совершая опрометчивых поступков. У него были воины, ныне мертвые. Ранее – он сам был одним из отряда. А отряд подчинялся законам Империи, а не нарушал их.
Вернулась уже знакомая рабыня, которая всё же решила заняться его раной, и этот жест раненный мужчина принял с благодарностью.
- Да, пожалуйста, - мягко принял заботу он, доверившись рукам женщины, что ещё пару десятков минут назад могла кинуться на него с оружием.

Отредактировано Viator Virgilius Ferox (2012-06-18 20:06:13)

Дорит не очень была уверена в своих действиях, в том, что она пытается сделать. Может ее помощь была не вовремя, но девушка считала нужным помочь хоть кому-то. Оглядываясь по сторонам, она видела, что кое-кто тоже был ранен, может и не так сильно как римлянин, но все же с этим нельзя было медлить. Сирийка заметила рану и на лице кельта, но подходить к нему пока опасалась.
- Да, пожалуйста, - сказал в ответ мужчина. Он стоял рядом со своим соратником, как казалось Дорит, хотя пока было непонятно, что их обоих объединяло на самом деле. Друзья они, соратники или просто путники по воле судьбы, восставшие против высших господ? Но тут девушка вспомнила как говорил кельт о том, что убьет любого кто причинит вред римлянину. Конечно он не сказал это прямым текстом, но явно дал понять, что конкретно имеет в виду. Он запугивает всех. - думала Дорит, подойдя к римлянину. Она аккуратно сняла повязку с его руки. Рана была глубокой, очень глубокой из нее текла кровь и Дорит стало немного не по себе, но все-таки она открыла бурдюк с водой и незамедлительно омыла ее. Девушка не смотрела на его лицо, потому что боялась увидеть там боль и страдания, но все же продолжала лить воду. Конечно кровь этим нельзя было остановить, но заражение можно. Когда рана была промыта полностью, Дорит отложила воду на землю и оторвав кусок ткани от своего платья, перевязала рану мужчины.
- Надеюсь, все-таки заражения не будет, - проговорила Дорит ему. А потом слово взял кельт.
- А, если кто-то хочет поблагодарить меня за спасение, то пусть сделает это в скором времени, - он смотрел на нее опять своим убивающим взглядом. Дорит пропустила мимо ушей его предыдущие слова о том, что она пришла не вовремя, но девушка не хотела это слушать, поэтому и не слушала.
Поблагодарить? За что? Да он чуть не убил ее. Может он и не собирался, но обращался с ней, как с вещью. Дорит набралась смелости и посмотрела ему прямо в глаза. Может у нее был и не такой уверенный взгляд, полный силы и отваги, но смелость в нем была какая никакая.
- Я не просила тебя спасать меня, - начала Дорит. Ее голос обретал уверенность с каждым словом. Наверное всему виной свобода, которая свалилась на нее так неожиданно. - ты выбросил меня из повозки, как какую-то игрушку и я за это должна тебе спасибо сказать? Знаешь, первое что я ощутила, увидев тебя, так это страх и я не боюсь в этом признаться, но страхом уважение людей не заслужишь.
О, Боги, что я говорю? - думала в этот момент Дорит, а потом невольно взглянула на его меч. - Прощай, Дорит, ты была свободной совсем недолго. Потом девушка вспомнила, что на ней все еще висит ее ошейник и не без усилий, она все-таки расстегнула его, все еще смотря в глаза кельту. Ошейник быстро упал на землю и свобода теперь была действительной, настоящей и до сих пор не до конца осознанной.
Девушка не могла смотреть на порез и поэтому подняв бурдюк с водой, сказала кельту:
- Если я промою твой порез, поверь, тебе не придется говорить мне спасибо.
Дорит смотрела на него снизу вверх и была на его фоне маленькой, хрупкой девчонкой, но характер ее давал о себе знать. Он, словно просыпался от долгого сна, который ей предоставило долгое рабство. Страх перед кельтом не ушел никуда, он был внутри нее, пульсировал, как ритм барабана, но уже меньше.

Не сказать, что для Виатора тон Гверна стал сюрпризом. Варвар не был в восторге от того, с кем ему приходится делить путь и куда его держать. Римлянину и самому не особенно улыбалась мысль о Спартаке. Просто нужно было увести туда людей, а дальше... а дальше как получится. Погибать бесславно на обочине дороги, истерзанным и распятым к грязным доскам, он не горел желанием. Он мог уйти после, один. Мог остаться. Оба варианта были одинаково непривлекательными.
- К границе мы все не сможем пойти, – кельт сделал ударение на «все». - После битвы у Везувия прошло много времени. Я дойду с вами туда, а потом...
Сначала Ферокс кивнул – понятно дело, шансов выжить у них с самого начала было очень мало. Пока они были живы, и если перестанут осторожничать, всё быстро изменится. Конец фразы заставил мужчину прищуриться и пытливо вглядеться в лицо собеседника. Что за «потом»?
Когда вернулась рабыня... бывшая рабыня, мужчина немного отвлёкся. Она действовала уверенно. Тряпки, которыми было обмотано раненное плечо, успели прилипнуть и с не самыми приятными ощущениями покинули своё место. Виатор сжал зубы, смотря в землю, когда на рассечённую плоть полилась вода. Долгое молчание Гверна, впрочем, заставило его поднять взгляд - почему не продолжает?
Причиной гнева варвара стало появление постороннего. Впрочем, римлянин порядком устал, чтобы играть и дальше в военный совет. Все равно, что бы ни собирался сказать союзник, остальные узнают рано или поздно. Сзади послышался треск ткани. Мужчина, которому теперь туго бинтовали плечо, нахмурился, и причиной стала вовсе не боль, а слова кельта:
- Римлянин, я не останусь с вами до вашей бесславной гибели, я отправлюсь в родные земли... один.
- Ты можешь отправиться туда в любой момент. Но сначала нужно отвести людей в безопасное место, - возразил он. Желание Гверна убраться из Рима в родные земли он вполне понимал. Но бросить беззащитных рабов, когда даже в воздухе витает опасность?.. Для честного по натуре мужчины это было неприемлемо. Тем более, варвар один стоил пятерых солдат, если не больше. Без него шансы выжить становились совсем мизерными.
Видимо, союзник решил высказать всё, что держал в голове, используя простые и грубые слова – как и всегда. Но сейчас? Не самое лучшее время для разногласий. К тому же, молодая женщина была обязана спасением ничуть не больше, чем любой другой раб. И она уже помогала – за отлично перебинтованное плечо он был больше, чем благодарен. Благодарности этой, впрочем, было не суждено стать облеченной в слова сейчас.
- Борись сегодня, чтобы жить завтра.
Совет был дельным, но разве он не собирался отвернуться от борьбы, чтобы искать мира?
- У них нет будущего. У тебя тоже не будет, если останешься.
Римлянин сжал зубы. О конечно, будущее! Ещё вчера их будущее зависело от слова доминуса. Сегодня у них были развязаны руки – они могли бороться за свою свободу, за свои жизни. А тот, кто бросит союзников в беде, как назвать этого человека? Привести... вот даже эту женщину к месту, где была битва, и бросить именно там, в наиболее опасном участке на карте, куда со дня на день могли хлынуть отряды легионеров. Это было сродни тому, что подобрать в море утопающего, посадить на плот и оставить посреди бурных вод. На вилле кельт показался ему не настолько... эгоистичным.
- Жить, значит бороться, - медленно произнёс Виатор, в голосе проскользнуло не свойственное ему раздражение. - Уйти одному, это проявление слабости.
Заговорила рабыня, выступая вперёд. На фоне мощной фигуры гладиатора, она была пугающе тонкой. Римлянин ничего не добавил, позволяя сейчас говорить ей.
- Знаешь, первое что я ощутила, увидев тебя, так это страх и я не боюсь в этом признаться, но страхом уважение людей не заслужишь.
Римлянин был согласен. В страхе держали рабов, не свободных людей. Но, зная Гверна больше, чем знала его эта женщина, Ферокс мог предположить, что варвар вовсе не собирался пугать кого-то. Он попросту был прямолинеен. Теперь в воздухе витала не только опасность, но и дух разногласий, грозящий попортить им все планы.
- Нужно идти, на любезности нет времени, заканчивай, понесешь вещи, раз нет благодарности другого рода.
Бывшему солдату это не понравилось. Рабы не были вьючными мулами. Теперь у них был выбор. И право голоса у них тоже было. Рабыня не преминула этим воспользоваться. Её голосок звенел решимостью, когда мужчина, наблюдающий за союзником, гадал, как поступают кельты, если женщина противостоит их словам?..
- В чём по-твоему разница между свободным человеком и рабом? – предупреждая реакцию Гверна, спросил Виатор, и сам ответил на вопрос. – Свободный человек говорит то, что думает. Как ты. Как я. Дай ей говорить, что думает. Принимай добро, оно слишком редкий дар, чтобы тратить впустую... друг. Я проверю людей, как закончите, выдвигаемся.
Он перевёл взгляд с кельта за рабыню и обратно, развернулся и направился к повозке, только что отбитой у римлян.

Они спорят, римлянин и кельт не уступали друг другу в этой словесной перепалке. Может быть это было несколько громко сказано и это была не совсем перепалка, но все-таки разногласия в этом разговоре чувствовались. Разве они не должны быть заодно? - думала девушка. Хотя, слова, сказанные кельтом были доказательством в обратную сторону. Он их бросит? И что им делать с одним воином? Девушка хотела во всем этом разобраться, но стоит ли сейчас задавать кому-то из них вопросы такого рода?
- Я дойду с вами до Везувия, потом еще поговорим, - сказал мужчина римлянину, когда тот уже собирался уходить. Дорит не знала, что будет их ожидать в этом походе, но предполагала, что без препятствий точно не обойдется. А если на них нападут, то что тогда? Если нападавших окажется больше чем всех их вместе взятых? Им точно не избежать смерти, если только Боги им не помогут. Хотя, Боги итак не всегда помогали и Дорит знала это на личном примере. Наверное Боги захотели, чтобы я стала рабыней, - думала девушка тогда, когда первый раз оказалась в доме своей госпожи. Да, он был роскошным и красивым, но это был не ее родной дом и никогда бы не стал им, даже несмотря на то, что Дорит провела там семь лет. Она убеждала себя все это время, что это просто судьба, что ей было суждено родиться и стать рабыней. Но сегодняшние события, словно перечеркнули все, то в чем убеждала себя сирийка. Она свободна и у нее есть выбор, госпожа мертва и ей больше не придется выполнять ее приказы и делать то, что ей не нравится.
Вскоре, римлянин ушел, а кельт повернулся к Дорит. Он рассматривал ее, словно оценивал, но девушка не обратила на это внимания. Потом мужчина опустился на колено и повернул голову вбок. Сирийка смотрела на него сверху вниз, но все равно ощущала себя маленькой и хрупкой по сравнению с ним. Вода аккуратно полилась на небольшую рану, которая уже была полита вином. Наверное это было не совсем приятно, кельт все же поморщился немного, но это было несмертельно.
Внезапно мужчина спросил как ее зовут.
- Дорит, - немного сухо ответила она. Сама даже не знала почему в ее голосе были такие нотки, наверное из-за жуткой жары, от которой пересохло в горле.
- Не надо бояться меня, просто держи свой нож подальше от моего горла, - говорил он. И почему-то эта фраза заставила сирийку улыбнуться.
- А я уже и не боюсь, - отвечала она. - а нож, - Дорит достала его из-за спины. - я все равно не знаю как им правильно пользоваться. Меня этому не учили.
Когда все было закончено и рана была промыта, Дорит закрыла бурдюк, а потом ощутила на своем плече руку кельта, уже поднявшегося с колена.
- Иди позади, если хочешь, укройся в моей тени, согрейся за моим плащом, Дорит. - сказал он. Девушка была немного поражена его словами. А потом он отошел от нее и Дорит на какой-то миг осталась наедине со своими мыслями. Что это, вновь какая-то уловка или просто покровительство? - думала сирийка. Его слова действительно заставили задуматься, а ведь Дорит даже не знала как его зовут. Но чего он ждал от нее? Она должна была подойти к нему и сказать, что согласна следовать за ним? Дорит не была в такой ситуации ни разу в жизни, никто и никогда не предлагал ей следовать за собой, лишь только приказывали.
- Подожди! - крикнула кельту Дорит и побежала за ним. Когда она его все-таки догнала то сказала - Я, я хочу пойти за тобой. - немыслимые слова, но другого выхода для себя Дорит просто не видела. Она хотела жить и этот мужчина, который уже не вызывал страха в ее глазах, был для девушки единственным шансом на выживание. Но почему он предложил помощь только мне? - подумала сирийка. Может это был какой-то обманный ход, может это все игры. Но, посмотрев в эти, полные решимости, глаза, Дорит быстро отмела эту мысль.
- Мое ты имя знаешь, но я не знаю твое. - сказал девушка. Она хотела знать как зовут того, за кем она пойдет. В голове было еще много вопросов к нему и к римлянину, имя которого она тоже не знала, но наверное, все по порядку, тем более, что в данный момент заваливать вопросами просто не было времени.

Однажды Крикс спросил Ганника, как стать чемпионом. Было это во времена, когда арена казалась пьедесталом, а сам Крикс, у которого кроме амбиций и одного лишь стремления к славе не было ничего, был готов пойти на что угодно, лишь бы на этот пьедестал взойти. Почти на все. Мерзавцем, хитрецом, предателем и обманщиком Крикс не был и не искал легких путей в братство, в отличие от того же Ашура. Галла можно было упрекнуть во многих вещах, но в подлости – нет, в подлости его никто бы не заподозрил.
И вот Ганник ответил, что есть лишь один способ стать чемпионом – никогда не проигрывать. Этот урок Крикс очень хорошо усвоил, но жизнь научила его другому, более важному: даже проигрывая, чемпион всегда поднимается на ноги и возвращает причитающееся ему. Боги в последние месяцы были несправедливы к галлу, но на то они и боги, чтобы менять свои пристрастия, как римские шлюхи – парики. Спартак стал чемпионом Капуи, а он, Крикс Непобедимый, оказался в грязном бараке, избитый, истекающий кровью, полуживой, забытый, но не поверженный. Это был еще один урок, самый тяжелый: слава мимолетна, толпа забудет тебя, стоит один раз оступиться, и полюбит твоего врага – толпа, но не женщина. Невии было безразлично, кто он – Крикс Непобедимый или раб из Галлии. И поистине чудовищем должен быть человек, если не найдется женщины, которая оплачет его смерть.
Расставаться с ней было тяжело, каждый раз по-новому. Он видел в глазах Невии, что она гадает: увидятся ли они вновь? Вернется ли он в ее объятия или в смрадные руки Харона? Крикс же знал, что у них двоих никогда не будет того, о чем рассказывал Барка, - мирной жизни в отдалении, в глуши и забытьи. Хотя бы потому, что это не жизнь для него. Крикс нашел другой путь к славе – кровавый след, который протянется за ним в веках, и потомки будут шептать имя Крикса не как гладиатора на арене, но как свободного человека, которому хватило сил поднять меч и направить его против Рима.
Именно эту мысль он накануне пытался донести до Спартака.
Они двигались в сумерках, напряженные и молчаливые – отряд мятежников, вышедший из лагеря, чтобы найти новое убежище – сколько таких еще им придется сменить? Впереди было какое-то движение, и они замерли за деревьями, прислушиваясь. Крикс из укрытия рассматривал людей вдалеке – вглядывался в темноту, насколько было возможно. Среди незнакомых, одетых как рабы фигур кровавым мазком мелькнул римский плащ. Доминус с телохранителями? Заложник? Чем быстрее они выяснят, тем лучше.
На безмолвный вопрос Спартака галл лишь покачал головой – он помнил всех, с кем встречался на арене, но этого человека среди них не было. Он, впрочем, мог бы быть гладиатором – арен и лудусов по империи рассыпано немало, римляне охочи до зрелищ.
Крикс медленно достал меч и держал его теперь наизготовку, поглядывая то на приближающихся людей, то на Спартака.
Римлянен не был заложником – он свободно перемещался в группе, на нем не было оков. Подпустим их поближе и нападем. – Долгий взгляд в глаза фракийцу, медленный кивок – они поняли друг друга без слов. Голоса приближающихся людей, задержка дыхания – несколько теней, среди первых из которых был и Крикс, выскользнуло из-за деревьев. Ближайший к галлу человек, не тратя времени понапрасну, крикнул что-то на непонятном Криксу языке, извещая остальных о нападении, и кинулся в его сторону. Галл увернулся, прошел под рукой с занесенным оружием и, выпрямившись за его спиной, ногой оттолкнул нападавшего, да так, что тот пролетел несколько шагов и упал на землю. Крикса интересовал римлянин – и он, сжав крепче гладиус, с перекошенным от ненависти лицом направился к нему.

Женщина много говорила и, кажется, ухватилась за возможность так быстро, как только могла. Гверн внимательно посмотрел на нее, выслушав все реплики и только потом сказал:
Гверн. Держи свой кинжал наготове и лезвием от меня.
А зачем распыляться? Они все равно идут только до Везувия, потом расстанутся, подробности никому не важны. Довольно быстро все рабы собрались и двинулись дальше. Кельту не нравилось, что с ними была повозка, она замедляла движение и была слишком заметной, им бы продвигаться дальше по лесу несколькими группами. Но эти люди все еще были привязаны к вещам, они все еще оставались рабами в головах, чтобы бросить добро просто так на дороге.
Поэтому он смотрел внимательно по сторонам. Внимание рассеивалось с жарой и усталостью, вдалеке величественно возвышался Везувий, скоро все это закончится. По крайней мере, так ему нравилось думать. Переночует с рабами, а потом уйдет на север. Один. И ни одна мысль в мире не грела бы его сейчас сильнее. Главное - не пропустить опасность.
Когда расслабляешься, смерть сама находит тебя, разливаясь чужой кровью по пыльной дороге. Он услышал крики сбоку, выхватил меч, крикнул:
За повозку! - трудно было сказать кому именно, среди них было не так уж и много людей способных держать меч.
Тут же послышался крик Виатора:
- За свободу! Снова – за свободу! Не отступать!
В свете последних событий предложение "за повозку" звучало безопасней. Кельт закатил глаза, выдохнул и побежал в гущу событий.
Это была засада, крупные мужчины с оружием, не римляне, либо переодетые римляне. Логично, что красный плащ Виатора действовал как тряпка на быка, его увидели в первую очередь и теперь на него надвигалась смуглая коротко стриженная гора мышц. Гверн хотел сначала помочь,  но сам был атакован несколькими войнами.
Они дрались хорошо, один зашел сзади, кельт увернулся от гладия, пнул противника по ноге, отбил атаку второго, отскочил назад, полоснул одного по плечу.
Напавшие дрались хорошо, так, словно делали это долго, словно были наемниками или гладиаторами... Кого-то за его спиной проткнули, послышался женский крик. Гверн зарядил рукоятью по носу нападавшему и метнулся к повозке.

Они переглянулись с Криксом, слова были лишними. В минуты перед боем в голове прокручивается вся цепочка событий, которые могут произойти. Зачастую происходит по-другому, так много людей, которые могут повлиять на исход...
Спартак всегда знал, будучи еще свободным человеком во всех смыслах, еще до Суры, до войн, что слепая жажда крови, алчность, предвкушение того, что можешь получить – верный путь к смерти. Всегда нужно думать перед, во время и после битвы. Он знал это. А потом попал в рабство в лудус и стал действовать вопреки этому знанию. Попытки достать Крикса, поспешные планы нп побег с Сурой, еще не доставленной из плена, слепая ярость, когда вместо незнакомой богатой римлянки ему подсунули Илитию, и еще множество случаев, множество решений, о которых он жалел.
Сейчас все было по-другому, нельзя позволить себе действовать опрометчиво, нельзя отвлекаться на ярость, вино и женщин, когда смерть идет по пятам и все ждет пока ты наклонишься за выпавшим из руки мечом.
Губы невольно приподнялись,показались верхние зубы, все тело напряглось, Спартак сорвался с места, оставляя след на почве и двинулся к приблизившейся процессии. Тоже самое сделали его соратники.
Путников застали врасплох, наверное, от того они не сразу принялись драться. Судя по возгласом, защищали повозку, возле которой толпились люди похожие на рабов... На рабов?
Спартак отпихнул одного, ударив его рукоятью меча по затылку, отбил неуверенный удар. Здесь не было воинов, был один только римлянин, который кричал:
- За свободу! Снова – за свободу! Не отступать!
Взгляд остановился на женщине, которая ударила одного из его соратников. Это была бойня, а не битва.
Сложить оружие! – крикнул Спартак, но в звоне железа голос звучал не достаточно громогласно.
В толпе идущих по дорогу было только два воина и один из них обернулся на предупреждение «сзади». Фракиец добрался до него, перехватил инициативу ударом под коленями, крупный мужчина упал, Спартак наступил на его руку так, чотбы выпал меч, а затем выкрикнул:
Скажи рабам остановиться, я Спартак, – он отодвинул гладий подальше от встающего, схватил за одежду раба, который лез с палкой на гладиатора и отбросил его назад.
Несколько быстрых шагов и фракиец вскочил на повозку:
Сложить оружие, гладиаторы!
Бой стихал, многие повернули головы, кто-то все еще сжимал оружие.
Схватите римлянина, – он указал лезвие гладия на мужчину в красном плаще. За чью свободу вы боретесь? Я вижу среди вас срийцев и греков... Кому вы служите? Этомы римлянину? Сложите оружие к ногам и идите с нами как свободные люди, – из господ тут, судя по всему был только один...но почему в военной форме еще и не самого высокого ранга?

Вокруг закипело сражение. Назвать это столь громким словом было сложно. Скорее – побоище. Рабы не могли выдержать натиска нападавших. Пусть отряд неприятеля был совсем не велик, сражались они слишком хорошо. Человеку, изучавшему военное дело это было сразу видно – они не напрягались. Отбивали удары, направленные рукою вчерашних рабов играючи... И ему повезло. Противник достался очень сильный. Не особенно высокий, но коренастый, мрачный тип нападал на него с яростью, словно он каждый взмах меча направляла слепая ненависть. Отбивать удары становилось всё сложнее. С каждым силы убавлялись. Повязка на плече, что туго перебинтовала Дорит, начала сползать. А потревоженная рана тут же стала вновь кровоточить.
Виатор прорычал, понимая, что они так и не дойдут до злосчастного Везувия. А если и дойдут, и не обнаружат там тех, кого искали, всё равно не выживут. Любая вооружённая стычка закончится смертью, ведь один воин – он всего лишь один. А рабы, взявшие в руки оружие – всего лишь отчаявшиеся люди, готовые бороться, но не могущие побеждать.
Пусть так, они погибнут в битве и свободными, а не на крестах вдоль дороги... Перехватив покрепче оружие, римлянин кинулся на противника, воодушевлённый осознанием конца. Чего же терять?
- Сложить оружие! – прокричал сзади голос. Кричал один из нападавших. Римлянин замешкался, сбитый с толку. Мгновенная догадка ослепила его, заставила руку дрогнуть: «Неужели?»
Именно в этот момент противник ушёл от атаки, а следом перед глазами мелькнула рукоять. Удар пришёлся по губам. Брызнула кровь. Взгляд немедля застлала ярко-белая пелена: бесконечной вспышкой, за которой последовала боль. Воин оступился, а потом был ещё удар, обрушившийся с такой силой, будто противник собирался разом выбить из него весь дух. Римлянин тяжело рухнул на землю. От резкого соприкосновения с твёрдой поверхностью он разом утратил способность дышать, только открыл рот, пытаясь урвать немного воздуха, как торс придавила стопа, лишая его возможности подняться. Виатор понял, что так и не выпустил меч, но даже не успел толком напрячь руку, чтобы полоснуть врага по ноге, как шеи коснулось остриё гладия. Вот теперь всё.
Приоткрыв глаза, он смотрел на противника снизу вверх, сжав разбитые губы в тонкую линию. Тот отчего-то мешкал, какое-то время разглядывая его, словно бы прикидывая, что с такими делают.
А над полем боя зазвучал прежний голос, ныне не заглушённый звоном стали. Приказ был сложить оружие... Гладиаторы? Спартак? Это – Спартак? Выходит, они дошли...Что же, могло быть и хуже.
Отбросив меч, когда мужчина, забравшийся на повозку, велел схватить «римлянина», воин был готов бороться снова, на сей раз – не прибегая к оружию. За свободу. Свою свободу.
- Спартаааак! Римлянин мой! – прорычал удерживающий его человек, окончательно расставляя точки над «и». Теперь сомневаться в личности оратора не стоило.
Слова противника, впервые заговорившего с ним, впрочем, были не лишены логики. Виатор и сам прекрасно понимал, что его плащ и не желание скрывать происхождение не помогут снискать расположение повстанцев.
- Ты прав, - ответил он коротко. – Достойная смерть, но пользы не приносящая.
Рабы зашептались. Где-то недалеко тихо рыдала женщина. Та самая, отправленная им за спину. Видимо, короткая, но кровавая стычка не добавила вчера ещё невольникам любви к знаменитому фракийцу. Несколько человек был ранены, кого-о, наверное, успели и убить... Плохо. Римлянин запрокинул голову, чтобы видеть оратора. Лезвие гладия теперь сильнее касалось горла.
- Эти люди уже свободны! И они никому не служат,– сказал он громко, обращаясь к Спартаку. – Они взяли оружие, чтобы вырваться из цепей Империи, и опустят его, но не выпустят из рук! Но им нужен лидер, и им был избран ты, Спартак. Мы шли к Везувию!
- Они убили Марона! – перебил один из мужчин-рабов, сражавшийся вместе с ними на вилле. Голос - хриплый, с нескрываемой злобой.

Все было как в каком-то плохом сне, кошмаре, который Дорит не хотела видеть. Я хочу проснуться. - твердила она себе, но к сожалению все было взаправду. Эти люди, откуда они только взялись? Девушка оглядывалась по сторонам и пыталась найти хоть какой-то "спасательный круг" для всех них. Гверн бился с с напавшим на него сзади, но вот второй оказался, словно неприступной стеной. Он выбил из руки мужчины меч, а потом сказал, что он - Спартак. Это означало надежду или наоборот? Что ждать от его людей, раз они напали на них? Потом Спартак мигом забрался на повозку и приказал сложить оружие. Гладиаторы. - думала Дорит, услышав это слово. После того "представления" девушка навсегда хотела забыть это сочетание букв, но не могла, она не хотела больше видеть гладиаторов, но этого не случилось. Сирийка осматривалась и видела вокруг, казалось только их, но тут ее взор упал на Виатора. Он был весь в крови, как его красный плащ, Дорит не могла спокойно на это смотреть, а сказать сейчас что-то просто боялась, так что ей оставалось только наблюдать за всем происходящим.
Спартак скомандовал, чтобы все сложили оружие, а потом приказал схватить Виатора, но он ведь еще не знал, что мужчина был за них за всех, он за свободу. Конечно, Дорит и сама сначала не поверила этому факту, но потом все-таки поняла по его словам и действиям, что этот человек не врет, иначе Гверн не стал бы его защищать. Он казался сирийке не таким хмурым как кельт, Виатор был добр, хотя кто знает, люди ведь разные, может девушка просто еще слишком мало знает его и Гверна. Римлянин лежал на земле, придавленный ногой неприятеля и к тому же приставивший гладий к его шее. Он жаждал его смерти, он действительно хотел этого и доказывал своими фразами. Наверное у многих создавалось впечатление какого-то страха перед этими людьми, в основном это могло коснуться бывших рабов, таких как Дорит, ведь девушка действительно, хоть и слышала о Спартаке, но сейчас до жути боялась его и его людей.
Гверн поднялся с земли, все его лицо тоже как и у Виатора было в крови. Не сказать, что Дорит становилось дурно от вида крови, просто она не могла смотреть на то как из человека буквально вытекает жизнь, ей хотелось сразу же помочь, но она лишь была сторонним наблюдателем всего этого действа.
- Нет! - говорил Гверн, а потом его взгляд переместился на сирийку, один момент, несколько секунд. Она смотрела на него и перед ее глазами была его кровь, но кельт был воином, и казалось не чувствовал боли в принципе, этому поражалась девушка, но наверное мужчины устроены так, что их всегда учат не чувствовать боль, какая бы она не была. По крайней мере Дорит думала так, глядя на Гверна.
- Он вместе с нами убивал римлян, мы вместе ушли из дома господина, которого Виатор предал земле. Я был гладиатором, - продолжал кельт, но Дорит не слушала дальше той фразы, последней фразы о том, он был гладиатором. Мир, словно приобрел новые оттенки, серые и мрачные. В глазах девушки была опустошенность, а ведь совсем недавно сирийка согласилась идти за ним, словно тень следовать, но похоже этому никогда не бывать и не потому что их путь прервали люди Спартака. Дорит просто не сможет перебороть себя, для нее гладиаторы - это животные, которые берут то, что хотят силой. Она была игрушкой в доме госпожи и не намерена становиться ею же на свободе. Слова Гверна в одночасье стали для сирийки пустым звуком. Мир для нее был действительно жесток и теперь оставалось полагаться только на саму себя.
Дорит отошла подальше в сторону, она не хотела участвовать во всем этом, она не хотела никого видеть, ни этих гладиаторов, даже Спартака, но желание жить в какой-то момент перечеркнуло все, поэтому не раскрывая своего рта, девушка продолжала наблюдать за тем как разрешится эта ситуация и, что же предпримет Спартак относительно участи Виатора.

– Достойная смерть, но пользы не приносящая.
Как и твоя жалкая жизнь.
- В каждой смерти есть свой смысл. И я узнаю какой – в твоей.
То, что одного римского пса убудет, уже было достаточным оправданием.
- Римлянин мой, – раздался голос сзади, - если кто его убьет, то  я… - судя по произношению, это был кельт, причем пойманный не так давно – говорил он плохо, будто камней в рот набрал. Крикс прижал лезвие ближе к римскому горлу, из которого вырывались какие-то пафосно-восторженные возгласы, а сам повернул голову, чтобы видеть великана.
- То что? – перебил он. – Свяжешь и заставишь слушать себя? Уж лучше на крест.
Что же, Крикс никогда не был вежливым и доброжелательным, а пресмыкаться перед какими-то чужаками не собирался и подавно.
Наконец Крикса достали разговоры, и он решил покончить с этим разом. Он вновь повернулся к Виатору. Еще мгновение – и его рука вогнала бы гладий тому в горло. Но – и это "но" всегда будет, пока он со Спартаком, - раздался голос фракийца прямо за плечом.
- Любая жизнь, которая принесет или принесла несколько смертей римским собакам, ценна также, как наши с тобой жизни.
- Ты только что сравнил меня с этим куском дерьма, которое и мужчиной не назвать? – в глазах Крикса сверкнул огонь, свидетельствовавший, что Спартак в своих торжественных речах зашел слишком далеко.
Галл выпрямился, убрал меч от горла Виатора, но не ногу с его груди, развернулся лицом к лицу к Спартаку, расправил плечи. Губы его были поджаты, отчего по квадратной челюсти заходили желваки. Все это сильно напоминало, если не воссоздавало в деталях, их с фракийцем знакомство в термах лудуса Батиата, когда Крикс предложил Спартаку восстановить силы прежде, чем ответить за свои слова. С тех пор фракиец так и не научился думать прежде, чем говорить.
Как было бы хорошо убить его прямо сейчас. – Прежний Крикс не задумываясь привел бы эту мысль в исполнение, но теперь ему приходилось думать о будущем, и в этом будущем смерть фракийца не принесет ему покоя. Как не приносит и его жизнь. Кажется, проклятие Крикса – идти рука об руку с этим человеком.
Спартаку нужно было установить рамки, насадить свой авторитет, заставить этих рабов уважать себя – и делал он это за счет Крикса. Борьба воли, даже двух, в которой победа Спартака – победа всех мятежников. И только Криксу приходится раз за разом отходить в тень, да так и находиться в ней, не получая причитающегося ему по праву. Даже такую мелочь, как жизнь римского ублюдка, Спартак отбирает у него. Что ж, галл сам вступил на этот путь и не намерен с него сворачивать.
Он медленно перевел злобный взгляд со Спартака на римлянина. Плюнул – комок слюны упал в пыль рядом с Виатором.
- Из двух плевков ты выбрал не тот, - после чего убрал ногу и, развернувшись к Спартаку спиной, гордо подняв голову, будто выходил на арену, пошел в другую сторону. Проходя мимо косноязычного верзилы, Крикс смерил его уничтожающим взглядом и, задев плечом, пошел дальше.
Он остановился возле дерева, в отдалении от всех, да там и стоял, как статуя Марса, воинственный и жаждущий крови, с мечом наизготовку.
- Вы идете с нами или остаетесь трусливыми рабами до конца? – кричал Спартак, а Крикс не понимал, куда именно он зовет этих людей. Они пошли с определенной целью – найти новое место для лагеря, но фракиец, жаловавшийся еще вчера вечером на недостаток хороших воинов, собирается привести обратно еще больше слабаков и рабов, даже больше – римлянина! Почему бы им сразу не залезть на крест, раз уж на то пошло?
Много едких слов вертелось на языке у галла, и все они остались невысказанными.

Отредактировано Crixus (2012-07-15 13:47:29)