Никиас проснулся сегодня довольно рано, еще до того, как солнце успело подняться. В жилищах рабов ему было очень не комфортно. К нему здесь относились крайне недоброжелательно, потому что считали, что он "шпион"; а все дело было в том, что малыш Ники оказался, так сказать, у Христа за пазухой, иначе говоря, был персональной игрушкой дочери Секста. Его редко наказывали, еще реже заставляли страдать, единственное унижение, которое ему приходилось переживать - это женские наряды. Однако жаловаться парню было не на что - сыт, имеет крышу над головой, каждый день принимает ванны и даже наряжается в богатые одеяния, пусть и девичьи, но все же. Терпимость и покорность, которыми парень обзавелся еще находясь с сестрой, помогли ему освоиться и даже привыкнуть к такому образу жизни. Единственное, что не давало малышу Ники спать - сестра...
Никиас даже представить себе не мог, где его любимая Сиерра, что с ней и какая судьба ей была уготована. Он запомнил ее как воина, непоколебимого и смелого, как сестру, любящую и заботливую, как подругу, верную и честную. Он не допускал и мысли о том, что с ней что-то случилось. Сиерра никогда не даст себя в обиду. Сиерра сильна не только телом, но и духом. Каждое утро Никиас просыпался до зари, и подходил к окну. Вокруг еще царила тьма, рабы тихо посапывали за его спиной, слуги купца Секста, полусонные, покачивающиеся из стороны в сторону после вчерашних гуляний, уже крутились во дворе: кто умывался, кто завтракал, а кто просто дышал свежим воздухом. Никиас всегда любил именно это время суток. На улице было уже не так холодно, как ночью, но еще и не так жарко, как днем. Парень смотрел вдаль, где возрождающееся солнце начинало обжигать горизонт, обливать его тонкой золотой линией, и думал о Сиерре, думал о том, что, возможно, сейчас, она где-то совсем рядом, так же как и он, смотрит на зарождающуюся зарю и думает о своем маленьком, глупеньком братишке.
Солнце выросло уже наполовину. Огромный, яркий золотой диск уже начинал согревать собою все вокруг. Дыхание у Ники на секунду перехватило. Это был тот самый момент, когда солнце, казалось бы, вбирало в себя всю свежесть, холодность раннего утра, заменяя ее теплотой, а позже – пылающим жаром. Рабы, до сего момента спящие в комнате, зашевелились. Повсюду послышались зевки, слабые признаки жизни. Буквально через минуту за спиной парня уже раздавались шумы деревянных ковшей, бьющихся о стенки бочек, из которых рабы черпали воду, шум воды, которой они умывались, и где-то полусонные, а где-то уже взбодрившиеся голоса.
- Ты так и будешь стоять там, у окна? – послышался чей-то голос, в нем звучала какая-то недобрая насмешка. – Тебе разве не пора примерять платьица?
Раскатистый смех наполнил комнату. Никиас стиснул зубы, стараясь не придавать этой фразе никакого значения, но в глубине души ему было стыдно и за то, что он не может дать отпора, и за то, что сказанное рабом было абсолютной правдой. За Ники никогда не приходила стража, он всегда приходил к госпоже добровольно, за что, обычно, та поощряла его прогулками на открытом воздухе. Никиас никогда держал зла на рабов, которые тюкали его, подстрекали, он понимал, как нелегко им приходится изо дня в день терпеть нескончаемые мучения: кому в садах, на утомляющей и непрерывающейся жаре, кому на облучках повозок, все под тем же давлением жары и под ударами плетей Секста, а кому-то приходилось и вовсе выполнять самую грязную работу – быть подстилками стражи и прочих «вельмож», обитающий на вилле. Никиас никому из них не завидовал, он не пожелал бы такой участи и врагу, ну, разве что самому Сексту. Ники быстро развернулся и направился к выходу из комнаты, стараясь избегать зрительных контактов с «соседями». Однако чья-то рука с силой уцепилась за подол одежды парня, потянула его, отчего оный с треском порвался. Никиас покраснел и, не останавливаясь, зашагал к выходу. Он прибавил в шаге, и на выходе из «рабской спальни» уже бежал сломя голову.
Лидия была сегодня не в духе. Дочь купца Секста еще на пороге отсчитала Ники за его внешний вид, после чего подошла и со всей силы швырнула в лицо мальчишке новое платье.
- Надевай! И не смей заставлять меня ждать, - голос был звонким, металлическим, он резал слух, отчего Никиас слегка поморщился, но от приказа уклоняться не стал, быстро скинул с себя изорванную в лоскуты одежду и принялся надевать новый наряд. Шелковый, чуть прохладный, приятно облегающий кожу материал сидел на парне как влитой. Никиас чувствовал наслаждение. Теперь он не стыдился этого чувства, он успел к нему привыкнуть.
- Все готово, Госпожа. – Тихий покорный голос парня разрезал тишину. Лидия оглядела своего раба с головы до ног и, одобрительно хмыкнув, направилась в сторону сада. Никиас по привычке схватил стоящий на низком плетеном столике кувшин с холодной водой и направился вслед за хозяйкой. Лидия вышла на солнце, и кожа ее под ударом нещадных горячих солнечных лучей стала блестеть и переливаться от золотого к медному и наоборот. Кожа Лидии имела приятный для глаз загар, а ее крупные светлые глаза делали девушку неповторимой и какой-то инопланетной. После нескольких часов прогулок то в тени сада, то под солнцем, Лидия решила отправиться обратно к себе в покои, как вдруг замерла и обернулась. Она, как и Никиас, услышала чьи-то голоса.
- Отец вернулся, - тихо проговорила девушка. – Ты можешь отправляться в свою комнату. – Отчеканила она и поспешила в виллу, навестить отца.
Несколько секунд Ники еще прислушивался к голосам, которые эхом исходили откуда-то из-за высокой ограды, окружавшей виллу, после чего поспешил в комнату рабов. Он испил немного воды из кувшина, что все это время носил с собой и поставил его возле своей кровати. Никиас хотел прилечь и немного отдохнуть. Но как только его тело коснулось кровати, дверь резко, будто от пинка, открылась: в комнате появилась стража, они привели новенького. Никиас осторожно приподнялся с кровати и стал смотреть на происходящее. Новенький оказался приятной наружности: идеальный загар, красивое тело, глаза, губы. Ники был на несколько секунд обескуражен красотой раба.
Отредактировано Nikias (2012-06-11 21:18:37)