[реклама вместо картинки]

[реклама вместо картинки]
❖ Пост двух недель:

❖ Лучшие игроки:

❖ Активисты:

Spartacus: Clever Strategy

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Spartacus: Clever Strategy » Флэшбек » Уроки выживания | Никиас, Дакарэй


Уроки выживания | Никиас, Дакарэй

Сообщений 1 страница 8 из 8

1

- Название эпизода: Уроки выживания

- Участники: Никиас, Дакарэй

- Место: вилла купца Секста.

- Примерное время действия: Незадолго после падения Арены в Капуе.

- Погода, время суток: День, солнце висит высоко, на небе ни облачка.

- Краткое описание: Никиас успел привыкнуть к жизни в качестве личного раба юной Лидии. Пусть жизнь эта была унизительной, но по крайней мере, госпожа не давала его в обиду. У него даже были привилегии.
Что касается Дакарэя... мальчишка был продан некому купцу Сексту, который давно пытался умаслить хозяина борделя расстаться с танцором за большую цену. И вот терпение хозяина лопнуло - египтянин слишком долго испытывал его нервы на прочность, а теперь и вовсе на него пало подозрение в пособничестве некому Ганнику.
Дикому, не привыкшему к грубому обращению, танцору, есть чему поучиться у приспособившегося к выживанию замкнутого Никиаса.

0

2

Дорога была долгой и ужасной.
- Сиди тихо, - сказал ему крупный, светловолосый римлянин, неприятно улыбнувшись. – Не проверяй, что будет в случае неповиновения.
Он проверил, и теперь облизывал кровь с разбитой губы. Пощёчина была короткой, обжигающей, такой сильной, что голова мальчишки мотнулась в сторону, и он едва не ударился виском о стенку повозки, в которой его везли. Словно дикий зверёк, готовый ощериться и откусить палец первому, кто к нему подойдёт и попытается тронуть, мальчишка забился в угол, поджал колени к груди и оттуда косился на нового хозяина. Ах нет, не хозяина. Господина. Это слово было отвратительным. Это слово указывало ему на место раба. И если раньше он был драгоценным танцором, сейчас он стал просто вещью. Если бы взглядом можно было убить, то Секст уже пал бы замертво.
Дакарэй не мог поверить, что это происходит с ним... Всего день назад он был окружён обожателями, музыкой, у него была собственная комнатка в борделе, и в его постели не так часто оказывались люди, ему не угодные. Его высоко, очень высоко ценили. Как мог хозяин заведения, этот свиноголовый мешок дерьма, продать его для услад какого-то отвратительного купца?! Совсем выжил из ума, ведь взял сущие гроши за бесценный товар!
Хозяина египтянин терпеть не мог. С его бегающими маленькими глазками, трясущимися от жадности ручонками и двумя подбородками. И чувство это было абсолютно взаимным. Дакарэя и его своевольный характер терпели так долго, только потому что он приносил большой доход.
- Что ты умеешь? – вдруг спросил купец, оглядывая нового раба как породистого коня.
- Ты видел, что я умею, - буркнул тот.
- Почтительность, мягкий тон. И обращение. Доминус, - обманчиво мягко напомнил мужчина. – Иначе твоё милое личико повстречается со стеной.
- Доминус, - приторно мурлыкнул юноша, постаравшись, чтобы вышло мягко, наиграно-почтительно, но выказывало его истинное отношение.
- У тебя много времени, чтобы выучиться этой премудрости, - прищурился римлянин. – Тебя научат... Что касается твоих... талантов. Танцы? И только? Ты бесполезен, как безделушка, на которую можно только любоваться.
- Не стоило меня покупать... доминус, - отозвался мальчишка ядовито-сладко. – Я умею всего лишь танцевать как Бог.
Мужчина в ответ усмехнулся и, ухватив строптивую покупку за волосы, притянул ближе:
- Если скажу, научишься сражаться как Бог. Или драить полы. Или обратишься в птицу. Теперь я решаю, что с тобой станет.
Остаток пути оба молчали. Дакарэй, трясущийся от отвращения и бессильной ярости сжимал зубы, вспоминая свой последний день в борделе. А ещё – чемпиона Капуи, Ганника. Их короткое приключение, когда танцор, следуя лишь своим желаниям, вывел гладиатора из здания незамеченным, избавляя от встречи с охраной и желающими подзаработать за чужой счёт. Если подумать, Ганнику ничего серьёзного не угрожало. Скорее, это охрану мальчишка спас от верной смерти.
От одного воспоминания о диком, прекрасном кельте, ловко орудующим клинками, кровь вскипала азартом. Самое волнующее знакомство за всю его жизнь! Возвращаясь назад, он бы поступил так же, только... только попросил бы чемпиона перерезать горло Абракасу, этому греческому ублюдку. Подумать только, именно из-за этого лиса всё началось...

- Вставай, - велел Секст. – Мы приехали.
Танцор в этом противиться не стал. Слишком долго он проторчал в вонючей повозке. Ноги затекли от долгого сидения на одном месте в неудобной позе. Он охнул, покачнулся и негодующе прошипел, когда чья-то рука вздёрнула его за шиворот, удерживая на ногах, а потом бесцеремонно вытолкнула на открытый воздух. Солнце ослепило Дакарэя, и он не шлёпнулся только благодаря ловкости. Нелепо растопырив руки, мальчишка замер, но быстро пришёл в себя, выпрямился, оглядывая незнакомое место прищуренными глазами. Вилла была огромной и богатой. Навстречу доминусу выскочили рабы, воины, боги знают, кто ещё. Зачем римской свинье понадобился ещё и он – оставались лишь гадать.
- Отвести мальчишку в комнаты рабов, привести в порядок, - распорядился Секст, стремительно прошёл мимо египтянина, словно его и не существовало.
Его! Не существовало! Гнев моментально вскипел в жилах: он что, самый обычный раб?! Посмотрев вслед высокой фигуре в тоге, Дакарэй пожелал ущербному смерти и падения его дому.

+5

3

Никиас проснулся сегодня довольно рано, еще до того, как солнце успело подняться. В жилищах рабов ему было очень не комфортно. К нему здесь относились крайне недоброжелательно, потому что считали, что он "шпион"; а все дело было в том, что малыш Ники оказался, так сказать, у Христа за пазухой, иначе говоря, был персональной игрушкой дочери Секста. Его редко наказывали, еще реже заставляли страдать, единственное унижение, которое ему приходилось переживать - это женские наряды. Однако жаловаться парню было не на что - сыт, имеет крышу над головой, каждый день принимает ванны и даже наряжается в богатые одеяния, пусть и девичьи, но все же. Терпимость и покорность, которыми парень обзавелся еще находясь с сестрой, помогли ему освоиться и даже привыкнуть к такому образу жизни. Единственное, что не давало малышу Ники спать - сестра...
Никиас даже представить себе не мог, где его любимая Сиерра, что с ней и какая судьба ей была уготована. Он запомнил ее как воина, непоколебимого и смелого, как сестру, любящую и заботливую, как подругу, верную и честную. Он не допускал и мысли о том, что с ней что-то случилось. Сиерра никогда не даст себя в обиду. Сиерра сильна не только телом, но и духом. Каждое утро Никиас просыпался до зари, и подходил к окну. Вокруг еще царила тьма, рабы тихо посапывали за его спиной, слуги купца Секста, полусонные, покачивающиеся из стороны в сторону после вчерашних гуляний, уже крутились во дворе: кто умывался, кто завтракал, а кто просто дышал свежим воздухом. Никиас всегда любил именно это время суток. На улице было уже не так холодно, как ночью, но еще и не так жарко, как днем. Парень смотрел вдаль, где возрождающееся солнце начинало обжигать горизонт, обливать его тонкой золотой линией, и думал о Сиерре, думал о том, что, возможно, сейчас, она где-то совсем рядом, так же как и он, смотрит на зарождающуюся зарю и думает о своем маленьком, глупеньком братишке.
Солнце выросло уже наполовину. Огромный, яркий золотой диск уже начинал согревать собою все вокруг. Дыхание у Ники на секунду перехватило. Это был тот самый момент, когда солнце, казалось бы, вбирало в себя всю свежесть, холодность раннего утра, заменяя ее теплотой, а позже – пылающим жаром. Рабы, до сего момента спящие в комнате, зашевелились. Повсюду послышались зевки, слабые признаки жизни. Буквально через минуту за спиной парня уже раздавались шумы деревянных ковшей, бьющихся о стенки бочек, из которых рабы черпали воду, шум воды, которой они умывались, и где-то полусонные, а где-то уже взбодрившиеся голоса.
- Ты так и будешь стоять там, у окна? – послышался чей-то голос, в нем звучала какая-то недобрая насмешка. – Тебе разве не пора примерять платьица?
Раскатистый смех наполнил комнату. Никиас стиснул зубы, стараясь не придавать этой фразе никакого значения, но в глубине души ему было стыдно и за то, что он не может дать отпора, и за то, что сказанное рабом было абсолютной правдой. За Ники никогда не приходила стража, он всегда приходил к госпоже добровольно, за что, обычно, та поощряла его прогулками на открытом воздухе. Никиас никогда держал зла на рабов, которые тюкали его, подстрекали, он понимал, как нелегко им приходится изо дня в день терпеть нескончаемые мучения: кому в садах, на утомляющей и непрерывающейся жаре, кому на облучках повозок, все под тем же давлением жары и под ударами плетей Секста, а кому-то приходилось и вовсе выполнять самую грязную работу – быть подстилками стражи и прочих «вельмож», обитающий на вилле. Никиас никому из них не завидовал, он не пожелал бы такой участи и врагу, ну, разве что самому Сексту. Ники быстро развернулся и направился к выходу из комнаты, стараясь избегать зрительных контактов с «соседями». Однако чья-то рука с силой уцепилась за подол одежды парня, потянула его, отчего оный с треском порвался. Никиас покраснел и, не останавливаясь, зашагал к выходу. Он прибавил в шаге, и на выходе из «рабской спальни» уже бежал сломя голову.
Лидия была сегодня не в духе. Дочь купца Секста еще на пороге отсчитала Ники за его внешний вид, после чего подошла и со всей силы швырнула в лицо мальчишке новое платье.
- Надевай! И не смей заставлять меня ждать, - голос был звонким, металлическим, он резал слух, отчего Никиас слегка поморщился, но от приказа уклоняться не стал, быстро скинул с себя изорванную в лоскуты одежду и принялся надевать новый наряд. Шелковый, чуть прохладный, приятно облегающий кожу материал сидел на парне как влитой. Никиас чувствовал наслаждение. Теперь он не стыдился этого чувства, он успел к нему привыкнуть.
- Все готово, Госпожа. – Тихий покорный голос парня разрезал тишину. Лидия оглядела своего раба с головы до ног и, одобрительно хмыкнув, направилась в сторону сада. Никиас по привычке схватил стоящий на низком плетеном столике кувшин с холодной водой и направился вслед за хозяйкой. Лидия вышла на солнце, и кожа ее под ударом нещадных горячих солнечных лучей стала блестеть и переливаться от золотого к медному и наоборот. Кожа Лидии имела приятный для глаз загар, а ее крупные светлые глаза делали девушку неповторимой и какой-то инопланетной. После нескольких часов прогулок то в тени сада, то под солнцем, Лидия решила отправиться обратно к себе в покои, как вдруг замерла и обернулась. Она, как и Никиас, услышала чьи-то голоса.
- Отец вернулся, - тихо проговорила девушка. – Ты можешь отправляться в свою комнату. – Отчеканила она и поспешила в виллу, навестить отца.
Несколько секунд Ники еще прислушивался к голосам, которые эхом исходили откуда-то из-за высокой ограды, окружавшей виллу, после чего поспешил в комнату рабов. Он испил немного воды из кувшина, что все это время носил с собой и поставил его возле своей кровати. Никиас хотел прилечь и немного отдохнуть. Но как только его тело коснулось кровати, дверь резко, будто от пинка, открылась: в комнате появилась стража, они привели новенького. Никиас осторожно приподнялся с кровати и стал смотреть на происходящее. Новенький оказался приятной наружности: идеальный загар, красивое тело, глаза, губы. Ники был на несколько секунд обескуражен красотой раба.

Отредактировано Nikias (2012-06-11 21:18:37)

+4

4

Никто не мешал ему перемещаться по борделю. Конечно, там тоже были правила, которые хоть и не часто, но регулярно нарушались. Например, балкон. Тот самый балкон, с которого спрыгнул прекрасный кельт, подмигнув ему на прощание. Воспоминание о брошенном комплименте грело самолюбие мальчишки похлеще дорогих подарков. Ганник должен был вернуться. Он непременно вернётся, а там и узнает о том, что его – его! – продали в рабство. Египтянин легкомысленно не допускал такого варианта, что мужчина, довольно чётко давший понять, что вовсе не интересуется юношами, позабудет их встречу.
Так вот, по борделю они порхали, словно птицы. Там были лестницы и коридоры и комнатки, в статус «диковинки» позволял танцору быть вхожим практически в любую. Но не теперь. Теперь его вели, подталкивая, если мешкал, и руки солдат, что ржали за его спиной, были грубыми.
- Осторожнее! – прошипел мальчишка, едва не запнувшись на ступенях, когда они проходили по какой-то лестнице. – Покалечите меня, будете разбираться с Господином.
- Господин не сказал, что ты его личный раб, - вздёрнув наглеца за шиворот, отозвался ближайший воин.
- А кто я, по вашему, мм? – строптиво подняв подбородок, огрызнулся Дакарэй. – За меня заплатили столько, что ваших жизней не хватит расплатиться!
Солдаты перекинулись парой фраз, советуясь, стоит ли рисковать понапрасну. Наглый мальчонка с бронзовой кожей смотрел на них уверенно, взглядом избалованного любимца, не раба.
- Пошёл, - наконец был получен прямой приказ, сопровождаемый толчком в спину. – За неповиновение любой раб получит своё!
Тот, что шёл первым, пинком распахнул двери и Дакарэй, не дожидаясь новых тычков, сам проскользнул внутрь и развернулся к конвою.
- Всё на этом? Как я узнаю, когда Доминус захочет чего-нибудь? За мной пришлют? – тон вышел ядовитый. Меньше всего хотелось, чтобы римлянин вообще о нём вспоминал. Пусть его поразит молнией, или пусть он свалится с лестницы и сломает себе шею за то, что разрушил привычный мир, ограниченный стенами, но славный для мальчишки, привыкшему сидеть в золочёной клетке.
- Молчать, щенок, - его резко оборвали. Провожатый перевёл взор за плечо египтянина куда-то вглубь комнаты – Ты, позаботься, чтобы он знал своё место!
Дакарэй обернулся и увидел худенькую девушку, полулежащую на постели и рассматривающую его. Сзади хлопнула дверь.
- Проклятые римские боги, неужели этот старый извращенец собирает на своей вилле лишь юных и прекрасных? – пожаловался он, скорее ни к кому не обращаясь, и делая пару шагов вдоль ряда грубых кроватей. Всё в этой комнатке кричало о его нынешнем статусе – раб! Общая спальня, мало места, никаких изысков, лишь окна, места для отдыха и деревянные кадки для умывания. А раньше у него были красивые расшитые подушки, стены украшали тканевые занавеси и в воздухе витал аромат масел и благовоний. Здесь пахло пылью с улицы.
После дороги хотелось бы принять ванну, хоть кожа ещё хранила запахи масел, которыми танцора натёрли перед выступлением. Тем самым выступлением, после которого он больше не возвращался в задние комнаты. Мальчишка поморщился, переступая через пролитую лужицу воды, и остановился напротив... нет, не девушки.
Взгляд, скользнувший по шее, остановился на чуть выпирающем кадыке. Вблизи было прекрасно видно, что перед ним мальчик. Мягкие черты лица были приятными, но совсем не женственными. Разве что губы. Дакарэй усмехнулся уголком рта, довольно нагло разглядывая платье и худые руки раба. Нет, как натура творческая, он не считал это смешным или унизительным. Бывало ведь, что и сам так же оказывался в одеждах, под которыми сложно было определить, мальчик перед вами или юная дева. Но чаще танцевать приходилось одетому в набедренную повязку... Римские туники, впрочем, носить ему не приходилось никогда.
В любом случае, кем бы ни был этот мальчишка с внимательными и какими-то... тревожными глазами, он и отдалённо не напоминал самых скромных обитателей борделя. У него был совершенно иной взгляд. Отчаявшийся?
- Я тоже надевал подобные вещи, и даже притворялся, что я – дева. Мне сказал... сказали, чтобы я был мужиком, а не женщиной, - обратился египтянин к незнакомцу, и наклонился, чтобы потянуть уголок туники, скрывающей его ноги. – А теперь что? Мне тоже дадут одежды похожие на твои? Что я должен делать? Возлечь с доминусом или его дочерью? –он снова усмехнулся. - Или с тобой? Или подносить им вино? Скажи сразу, чтобы я придумал варианты для того, как именно ослушаться.
В голосе танцора скользнула горькая насмешка, всё так же исполненная ядом. Нынешнее положение его попросту приводило в бессильную ярость. Кровь на губе подсохла в дороге, но удар врезался в память. По лицу его не били никогда. Никогда. Что же теперь уготовила ему судьба?

+3

5

При виде новичка Никиас отчего-то становился пунцовым и робел, словно девица. Конечно, ему не впервой было видеть красивых мужчин, но та уверенность и царственность, которыми обладал «пришелец», приведенный стражей, производили на парня неизгладимое впечатление. Ники просто не мог поверить своим глазам: как такой изысканный, изнеженный парень, который, как казалось, был голубых кровей, мог оказаться в таком непочтительном и унизительном статусе? Впрочем, это не должно было волновать Никиаса, и парень отчаянно винил себя за то, что думает сейчас не о том, о чем следовало бы. Все его мысли должны быть посвящены Сиерре, только ей одной. Но вместо этого он рассуждает о каком-то незнакомце, который, возможно, не задержится в его жизни и на день. Каким бы странным кому-то не показался тот факт, что Никиас никогда и ни с кем прежде не был связан так тесно как со своей сестрой, - это было чистой воды правдой. В прошлой жизни она занимала буквально все его внимание, всю его жизнь. А теперь она лишь звучала в его голове слабыми и затухающими отголосками воспоминаний, скоротечных и мимолетных, как вереница диких лошадей, огромным табуном скачущих по степным просторам.
В раннем детстве Никиас очень любил гулять с сестрой по степям, именно она научила малыша Ники управлять лошадью. Тогда они еще могли позволить себе легкомысленно и непринужденно кататься на этих грациозных красавцах-скакунах, объезжать по нескольку раз водоем, иногда купаясь в нем, заезжать в густые лесные чащи, что небольшими клочками были раскиданы вдоль степей. В лесу всегда царил полумрак. А воздух! Какой же прекрасный там был воздух! Он был наполнен чарующими ароматами мяты и мелисы, смешанными с пряным запахом настоящей, природной пыли, а не той грязной дряни, что окружала опаленную солнцем виллу купца Секста. Никиас всегда ладил с природой, ему нравилось собирать разные листики и травки, а потом экспериментировать с ними на кухне, в том самом крохотном доме, который они с сестрой, будь проклят тот день, решили покинуть. Именно тогда вся эта пусть и не утопичная, но в какой-то той, достаточной, степени семейная идиллия была нарушена. Пираты, взявшие силой то судно, на котором находились Никиас и Сиерра, разлучили их, и теперь малыш Никиас, одетый в женское платье, не мог найти себе места. Вместе с сестрой он потерял частицу себя самого. И теперь он был не только личным рабом Лидии, но и пленником безвозвратно ушедшего прошлого.
Никиас сделал неловкий шаг вперед, приподнявшись с кровати, и теперь внимательней присмотрелся к незнакомцу. Действительно впечатляющая внешность. Строго очерченные скулы идеально сочетались с длинной, гладкой, едва ли не шелковистой гривой парня. Судя по всему, новенький раб был восточного происхождения, не потому что не смотря на то, что местный климат был весьма жарким, порой даже неумолимо жарким, люди здесь имели другой «окрас», или загар, иначе говоря.
- Проклятые римские боги, неужели этот старый извращенец собирает на своей вилле лишь юных и прекрасных?
- Кхм, привет, я Никиас, - голос Никиас показался ему самому каким-то сдавленным и забитым, словно он говорил впервые в жизни, отчего ему сделалось как-то не по себе, и он решил немного изменить собственный тембр, слегка прокашлявшись. – А мне сказали… сказала – Лидия, дочка Секста, - чтобы я был женщиной. – Ники потупил взор. Он уже и забыл, что предстал перед новичком в женском наряде. И ему было неприятно, что он, так сказать, с порога «заявляет» о себе как о барышне. – Должен сразу тебя предупредить: меня здесь не любит, потому что я беспрекословно подчиняюсь… - Никиас нервно сглотнул, ожидая, что сейчас и новенький отреагирует на него как остальные рабы, подумает о нем как о тряпке, об которую Господа вытирают ноги, - госпоже. Так что если не хочешь сразу портить себе репутацию среди рабов, лучше просто не обращай на меня никакого внимания. – Ники пытался быть строгим и уверенным в себе, но его голосок, мягкий, покорный, с нотками отчаяние, проскальзывающими во время восклицаний, выдавал в нем слабого и растерянного мальчишку, который обречен всю жизнь носить женские платья и быть девочкой на побегушках для Лидии.
– А теперь что? Мне тоже дадут одежды похожие на твои? Что я должен делать? Возлечь с доминусом или его дочерью? Или с тобой? Или подносить им вино? Скажи сразу, чтобы я придумал варианты для того, как именно ослушаться.
- Никто не знает, какая участь ему уготована хозяином. Но ничего хорошего тебя не ожидает. Постель Господина – в лучшем случаи, пахота земли, уход за скотным двором или садом – в худшем… - сейчас тон парня понизился до сочувствующего. Он действительно не знал, какая судьба была уготована новенькому. Но еще ни один раб не был счастлив о того, чем ему приходилось заниматься. – Я могу помочь тебе искупаться. – Краснея, проговорил Ники. – Хотя я здесь прежде никогда этим не занимался.
Солнце уже почти достигло своего зенита. В это время суток оно обычно пекло сильнее обычного. Все полы в комнате рабов были накалены. Воздух также начинал обжигать кожу, создавая неприятные и кое-где даже болевые ощущения.
- Скоро обед, - сказал Никиас. – Тех, кто ведет себя хорошо, кормят соответственно. – Добавил он и на некоторое время замолчал. Он обдумывал с «какой стороны» лучше подойти к новенькому. – А как ты вообще здесь оказался?.. – наконец, набравшись духу, спросил Ники.

Отредактировано Nikias (2012-06-11 22:04:20)

+4

6

Никиас. Необычное имя, таких Дакарэю слышать не доводилось. Но не трудно было догадаться о греческом происхождении нового знакомого. Абракас много болтал о Греции и египтянин, невольно запоминал и имена и названия, хоть и не предавал тем попыткам сближения со стороны другого танцора хоть какое-то значение. У Никиаса были красивые, очень красивые кудрявые волосы, впрочем, растрёпанные ветром. А ещё он был невероятно худым, как молодое деревце, изо всех сил стремящееся к солнцу. Словно его тут вообще не кормили.
Голос мальчишки, когда он начал отвечать на вопросы, был таким же, как и взгляд – неуверенным, отчаявшимся и выдавал, вероятнее всего одиночество. Да, так и оказалось. Дакарэй поднял брови, когда юный раб сказал не связываться с ним для своего же блага. Значит, другие не любят тех, кто получил благосклонность господина? Неудачники. Дакарэй не горел желанием ублажать господина, но и прозябать среди отребья, озлобленного собственной никчёмностью не собирался. Скотный двор и пахота? Вряд ли. Для такой работы не подходят руки артиста, привыкшие ловить потоки воздуха, кружась в танце. Римлянин купил бы себе другого раба, более крепкого и выносливого, если бы хотел получить рабочую силу. Это и раздражало египтянина сильнее всего – для чего? Чему в угоду чертов Секст вырвал его из прежней жизни? Услаждать свой взор танцами можно и приходя в бордель, к чему тащить танцора домой? Для чего танцор ещё годен, кроме служения грации и искусству?
Теперь Никиас предлагает ему попросту отвергнуть компанию, раз те, кто в большинстве, так хотят? Можно подумать, он когда-то внимал предостережениям! В борделе ему многое сходило с рук. Конечно, никто не говорит, что там египтянин мог творить, что душе заблагорассудится, но все же его проступки порой не замечали вовсе. А тут... беспрекословно подчиняется? Кажется, Никиас и не пытался выгадать для себя приятные привилегии и почувствовать свою небольшую, но власть над другими.
Судя по тому, что мальчишка краснел и запинался, его вовсе не баловали общением. Дакарэй хмыкнул в ответ на предложение помочь при купании. Боги, неужели рабы бывают девственниками? Впрочем, Никиас набрался храбрости и задал наконец вопрос, покончив с ответами. Конечно, танцора и раньше часто спрашивали, откуда он. Теперь в вопросе появилась новая нотка – сочувствие. Откуда он родом – одно, но как он попал в рабство – иное. Новое. Отвратительное.
Дакарэй отвёл взгляд, прежде чем ответить. Скрывать было нечего, в двух словах не описать его жизнь и причину появления на вилле.
- Моё имя - Дакарэй. Я танцор, - сказал он, наконец, вновь смотря в лицо собеседника. В голосе не звучало усмешки, но гордость никогда не отходила дальше, чем на шаг. – Лучший в Клуссие. Да и не только там. Если тебе интересно, я расскажу. О жизни в борделе, или о том, как я совершил то, из-за чего мой недалёкий хозяин совсем озверел. Я расскажу - пока будешь помогать при омовении, – а вот теперь Дакарэй усмехнулся. - О, конечно, если ты сам не против помочь.
Оказаться сейчас в воде казалось нереальной блажью. Проклятая пыль и жара, накалённый солнцем воздух и сухой ветер, от которого, казалось, кожа может потрескаться черепками, проникали в помещение. От разговоров захотелось пить.
- А за кувшин воды я станцую для тебя, - добавил египтянин с нахальной улыбкой.
Что грядёт, как только о нём вспомнят и позовут к господину, того не миновать. К новой жизни следовало приспосабливаться. И начинать уже сейчас, вот хотя бы получив в ответ улыбку мальчишки и готовясь отвоёвывать собственное положение. Он не станет пахать землю и не станет... отчаявшимся. Ни за что.

Отредактировано Dakarai (2012-06-13 20:45:37)

+2

7

Голос Дакарэя был если и не прекрасен, то уж точно мелодичен. Словно песню Никиас слушал эту ангельскую трель его тембра. Танцор был очень, как бы это сказать, игривым. То и дело Ники казалось, будто в словах парня мелькают какие-то задиристые, дьявольские нотки. Таких, наверное, называют шалунами. Хотя Никиас в этом совершенно не разбирался, да и не зачем ему это было. По правде говоря, паренек впервые столкнулся с танцором-мужчиной. Прежде ему доводилось видеть красивых танцовщиц: они часто плясали Сексту и его дочери. Но Дакарэй был не просто танцором, в той, другой жизни – он был танцовщиком в борделе, а это наводило Ники на мысли о том, что перед ним сидит ни кто иной, как ублажатель. Это звучало как-то пошло, совсем не в духе Никиаса, поэтому свои мысли парень поспешил спрятать как можно глубже, будто боясь, что Дакарэй ненароком сумеет их прочитать.
- Бордель, - лишь это и сумел выдавить из себя Никиас. Он был поражен новым знакомым. Дакарэй вызывал в парне противоречивые чувства: с одной стороны его притягивала его непокорность, величественность, с другой стороны его пугало то, с какой легкостью он все делал. В детстве мать говорила Ники: «не бойся сильных телом – бойся сильных духом». Воспоминания о матери заставили мальчишку задуматься. Он отвел взгляд куда-то в сторону, уставился им в одну точку и провел в таком «трансе» порядка двух минут. После этого парень вновь посмотрел на Дакарэя. – Расскажи мне о себе. – Никиас сел на свою кровать и спиной уперся в стенку, после чего жестом пригласил танцора сесть рядом с ним. – Почему ты стал танцором? Как попал в бордель? – потихоньку Никиас стал обособляться от окружающей обстановки. Ему казалось, что он вовсе не раб, что он не находится в плену кровожадного и наглого Секста и его избалованной дочки Лидии, что он просто привел в гости друга, которого давным-давно не видел, а теперь хочет узнать, что же с этим самым другом творилось, где он пропадал. Такие мысли помогали Ники расслабиться. Глаза мальчонки зажглись интересом, голос перестал дрожать. В не зарождались слабые признаки уверенности, отчаяние, скорбь и невероятное чувство боли, засевшей где-то глубоко внутри, постепенно притуплялись, уходили на второй план. По крайней мере, сейчас Никиас был полностью поглощен «изучением» нового знакомого – танцора Дакарэя, что появился на горизонте его жизни так внезапно. Кто же знал, чем может обернуться сегодняшний, казалось бы, ничем не примечательный день?
- А за кувшин воды я станцую для тебя, - добавил египтянин с нахальной улыбкой.
Никиас опять начал краснеть и робеть. Такая сделка казалась ему невероятной, потому что он отдал бы воду и бесплатно – его жажда не мучила так как Дакарэя. Ники выдавил из себя нервный смешок, после чего заглянул в глаза танцора. Тот, кажется, говорил на полном серьезе.
- Мм, - неловко начал парень, - я не против. – Никиас взял кувшин с водой и придвинул его к ногам египтянина. – Можешь пить столько, сколько захочешь. Только не переусердствуй. Это бывает опасно… - предостерег нового знакомого Ники и стал наблюдать за тем, что последует дальше.

Отредактировано Nikias (2012-06-17 19:26:54)

+3

8

Никиас, хоть и был смущён неизвестно по каким причинам, начинал понемногу осваиваться. Во всяком случае, в голосе зазвучало больше уверенности, а взгляд стал более открытым. Мальчишка забрался на кровать и уселся, жестом предлагая ему присоединиться. Танцор усмехнулся уголком рта и принял приглашение, устроившись неподалёку. Простая одежда, в которую его вырядили перед отбытием из Клуссия, была непривычной. В ней даже сидеть было не так удобно, как в шёлковых шароварах или другом экзотическом наряде. Дакарэй наполовину развернулся к собеседнику, обхватил колено руками и смотрел насмешливо, немного исподлобья. Мальчишка ему нравился. Не часто египтянину доводилось просто разговаривать с людьми, которые ему были симпатичны. Одним из таких стал... да, Ганник. О, это была столь волнительная встреча, которую он бы желал пережить ещё не один раз, и не отказался бы от возможности снова провести кельта узкими коридорами через заднюю часть борделя, уже зная, что ему за это будет. Хотя нет... тогда бы он вел себя иначе, попросил чемпиона о помощи. Ведь что стоило чемпиону помочь?..
Никиас был потрясающе милым человеком. Он краснел от простых слов, ничего особенного для самого Дакарэя не значащих. Кажется, одно только слово «бордель» уже вгоняло мальчишку в краску. Что бы с ним стало, вздумай танцор подлиться с ним рассказами о том, что происходит каждый день за стенами его бывшего «дома»? Ммм, это было бы интересно.
Вопросы, которые задавал Никиас, делали улыбку на губах Дакарэя всё более широкой. «Расскажи». «Стал». «Попал». Ведь всё очень просто на самом деле – у него не было выбора, не так ли?
Но сначала... вода. Египтянин принял кувшин, откровенно наслаждаясь тем, как заалели щёки собеседника, и подмигнул ему, словно подтверждая – да, я не шутил. Почему нет, в конце концов? Он танцевал для толстосумов-римлян, осматривающих его откровенно маслеными взглядами, для неприятных женщин и грязных наёмников. Не у всех хватило бы денариев, чтобы купить его для более... близкого знакомства. Но, даже просто танцуя на расстоянии, Дакарэй ненавидел их так, как ненавидят неприятный пейзаж, или давнюю болезнь. Станцевать просто так – о, с радостью. И плевать, что нет музыки.
Вода была не особенно холодной, но у неё был приятный привкус. Египтянин пролил немного на подбородок. Капли скользнули по шее, вызвав у него улыбку. Но нескольких глотков хватило для того, чтобы утолить жажду и почувствовать себя лучше.
- Теперь я готов ответить на вопросы. Или танцевать. В полном твоём распоряжении, - вернув кувшин, сообщил он Никиасу. - Начнём с рассказа? Он не займёт много времени.
Дакарэй уселся поудобнее, скрестив ноги и облокотившись на руки позади себя, тряхнул волосами, отбрасывая с плеч назад, чтобы не было жарко.
- Я родился в борделе Клуссия. Моя мать была уроженкой Египта, а отцом... увы, я понятия не имею, кто им был. Она же была шлюхой. Может, им оказался какой-нибудь знатный римский ублюдок, может – кровожадный наёмник. А может даже гладиатор. Шлюх частенько вывозили в лудусы, чтобы удовлетворять потребности тамошних бойцов, - танцор говорил небрежно. Для него в этом не было ничего постыдного, непривычного, запретного. Он слышал и более грязные слова каждый день, не говоря уже об историях, пересказываемых друг другу и обрастающих слухами... Одарив слушателя нежным взглядом, Дакарэй улыбнулся и продолжил. - Впрочем, это не важно. Вырос я в тех стенах, и – нет, жизнь была не такой уж плохой. Меня любили, на меня не поднимали руку, меня обучали лучшие мастера танца, которых мог отыскать хозяин. Я прожил там восемнадцать лет. И многому научился. Я тебе покажу.
Последняя фраза прозвучала многообещающе. Парень гибко поднялся с места и переместился в середину комнаты, насмешливо глядя на Никиаса.
- Нет музыки, прости! Я не могу сразу и петь и танцевать.
Он глубоко вдохнул воздух, поднял подбородок повыше и начал танец – плавный и тягучий, как жара за окнами виллы. Движения были медленными, но на растяжку танцор не тратил особых усилий – гибкий и уверенный в себе. Для быстрого и яростного танца тут не было места и барабанов...

+2


Вы здесь » Spartacus: Clever Strategy » Флэшбек » Уроки выживания | Никиас, Дакарэй


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно

centercenter title=Nasir alt=