Тогда
- Фракиец, богиня Фортуна, капризная и своенравная римская шлюха, какой она всегда была со мной, схватила тебя за волосы или, вернее, ты поймал ее за косу! Держи ее крепче, а то она еще вздумает убежать, так пусть хоть что-нибудь оставит в твоих руках. – Наверное, впервые Спартак видел Крикса в таком настроении. Добродушие галла – редкость и может напугать.
Последнюю фразу Крикс добавил, когда повернулся к Спартаку и заметил, что тот изменился в лице и чем-то озабочен.
Впрочем, это не смутило галла. Впервые за долгое время Юпитер протянул Криксу не член, а руку: Невия была жива, здесь, в его объятиях, а то, что томило ее, тяжесть прошлого, казалось, ушла и больше не стояла между ними. Эта женщина сильно изменилась, и Крикс не любил ее как прежде. Теперь его любовь была гораздо сильнее.
Говорят, боги милостивы к счастливым любовникам. Крикс на себе познал, что это не так, но сегодня он был так счастлив, что сам чувствовал себя богом. И он, бог арены, ощущал всей кожей, что ему все нипочем, а план, который предлагал Спартак, казался очень простым.

Сейчас
- Мира! Ты и Варго спрячьтесь вон там, за деревьями, - он указал на поросший зеленью склон холма – дорога огибала его, и с места, о котором Крикс говорил, эту дорогу было хорошо видно в обоих направлениях. – Подай сигнал, когда увидишь повозку. Когда мы появимся из-за укрытия, сними повозчика.
В меткости Миры сомневаться не приходилось – за последнее время она хорошо набила руку в стрельбе, хотя Люций был мертв и некому больше было обучать ее этому мастерству.
Так или иначе, на самой дороге их оставалось немного, восемь человек. Будь это восемь римских солдат – пришлось бы поволноваться, но они не были римлянами. Они были гладиаторами, а значит, дали бы фору трем, а то и пяти легионерам. Что уж говорить об охранниках повозки, везущей рабов на рудники?
Такие мелкие вылазки вошли у них в привычку, но они не приносили особой выгоды: рабы не умели драться, они не были ни оружием, ни едой, ни припасами. Зато это очень раздражало римлян и заменяло тренировки. Этакая разминка перед большой вылазкой, нападением на корабль с военнопленными.
Надеюсь, в следующий раз это будут не германцы – смотреть уже на них не могу. Спартак, кстати, пытался отправить с Криксом Агрона, но галл предпочел взять с собой Миру: уж лучше женщина, чем рейнский болван, самодовольную ухмылку которого каждый раз хочется стереть кулаком.
Все они спрятались вдоль дороги – кто-то лег на землю, невидимый издалека из-за высокой травы, пара человек вместе с самим Криксом укрылись за большим валуном на повороте. Отсюда им не было видно происходящее на дороге – зато Крикс мог наблюдать за Мирой и действовать по ее сигналу. Вся группа – напряженные мышцы, руки сжимают оружие, губы упрямо поджаты. Одно движение – и они сорвутся, сметая все на своем пути и проливая кровь без жалости и смирения.

В недалеком прошлом:
- Скажи, - пожилой мужчина внимательными серыми глазами посмотрел на Барку. - Свое настоящее имя. Но все-таки хорошо подумай сначала...
Барке стало не по себе. Было ясно - Тиберий, мужчина на которого они с Петром работали, узнал что-то и это знание наверняка не сулило никому ничего хорошего. Ему, потому что карфагенец уже был готов схватиться за свой меч и кинуться на него, чтобы спаси их с Петром жизни и свободу, а им, потому что мирной жизни придет конец, если их работодатель узнает истинные имена и происхождение.

После восстания Спартака, они с Петром отправились на юг, где было тихо и волнение не достигло таких высот, как в Капуе и ближайших городах. Они обзавелись новыми именами, липовыми биографиями и скрыли свою внешность лохмотьями, спрятав также и рабские клейма. К ним не было вопросов практически, они просто сливались с жителями небольшого городка, будучи такими же никчемными бедняками, на которых мало обращали внимания. Барка быстро нашел работу, будучи сильным мужчиной, придя на рынок и подойдя к нескольким торговцам, которым периодически требовались помощники. Условие от Барки было всего одно - работа за кров и хлеб, а это не так уж и много, так что работодатель нашелся довольно быстро.

Пожилой приятный мужчина по имени Тиберий ничем особенно не отличался прочих, разве что глаза были добрые. У него была семья - жена и два сына, один из которых был солдатом, а второй слишком молод и помогал своему отцу, пока его время не пришло. Барка и Петр были в доме приняты, едва ли не как родственники и к ним очень тепло относились, как к равным, что было непривычно, но до безобразия приятно. Работая днем, мужчины возвращались домой, где заботливая хозяйка кормила их и с улыбкой слушала рассказы о прошедшем дне. Жизни Барке казалась едва ли не раем, к тому же, Петр был доволен.

- Вы ведь уже знаете его. - Сказал Барка, сжимая рукоять своего меча, но не спешил, смотря в глаза Тиберию. - Так к чему повторяться?
- Ты ведь из Батиатовских удальцов, верно? - спросил торговец, явно не чувствуя угрозы. - Барка. Секст, мой друг, выпивоха, конечно, но врать бы не стал. Он рассказал о том, что случилось и о том, что часто кричал твое имя на арене, так что вряд ли мог обознаться. Знаешь...
Мужчина поднялся со своего места, а Барка напрягся еще больше, готовясь извлечь меч из ножен, но не пришлось - Тиберий неожиданно протянул ему свою сухую морщинистую руку, ожидая рукопожатия.
- Мне все равно, что было у Батиата. Ты работаешь, я тебе плачу, Барка. - Сделав акцент на имени мужчины, он продолжил. - Просто я ложь не люблю. Ты хороший человек, трудолюбивый и ответственный и то, что вы свергли какого-то римского ублюдка не станет причиной для того,чтобы прогнать вас с мальчиком на улицу.
- Петр. Его зовут Петр. - Сказал Барка, пожав руку купца и кивнул в знак согласия. - Я рад работать на вас.
- И я рад. - Улыбнулся Тиберий, хлопнув его по плечу. - Через неделю отправимся за товаром в сторону Везувия, далеко, конечно, но ценная сделка - грех жаловаться...

Теперь:
Погода в этот день была отвратительная. Солнце палило беспощадно. Наверное, если бы не железная выдержка Барки, закаленная в лудусе, он бы потерял сознание, таская ящики и тюки с новым товаром в повозку, но все-таки обошлось. И теперь он был дико рад тому, что они отправлялись обратно, пусть повозка ехала очень медленно, но за то верно. Несколько часов и они доберутся до дома, а там уже можно будет отдохнуть в прохладной комнатке, что выделяли им с Петром на двоих.

- Устал? - спросил Барка тихо у Петра, обняв его одной рукой за плечи и уткнувшись носом в мягкую шевелюру. - Ты можешь лечь и поспать в пути, если хочешь.
Они ехали в повозке втроем: Тиберий в эту поездку не взял сына, оставив его охранять мать и решив, что они сами справятся, в крайнем случае - приплатят кому-то на месте, чтобы помогли погрузить товар. Так и получилось, так как ящиков и тюков было действительно много, но тамошние ребята совсем немного брали за работу, явно не будучи разбалованными, так что все окупалось.

Спокойный ход повозки по на редкость ровной тропе убаюкивал даже Барку, который прикрыл глаза, крепко обнимая своего мальчика и расслабился. Дела на сегодня были выполнены, жизнь была спокойна и приятна, все шло своим ходом и правильно. Барка до сих пор не мог поверить в то, что все это происходит с ним, в действительности, а не является простым сном. И если изначально он хотел свободы только потому что любил Петра и хотел дать ему все самое лучшее, то теперь он понимал, как свобода была нужна ему самому. Вот именно такая, не без проблем, не без усталости, с честной работой и приятным окружением. Наверное, карфагенец был способен даже сказать, что Тиберий, его жена и их сын - это внезапно обретенная семья Барки и Петра. Было приятно возвращаться домой, зная, что в этих стенах безопасно, несмотря на их пребывание там. А еще приятнее было знать, что они вольны делать свой выбор. Снова и снова. Никто больше им не приказывал.

Лошади заржали, повозка резко встала и послышался глухой звук, словно бы какой-то мешок плюхнулся на землю, сбитый чем-то. Барка сразу же поднялся со своего места, ровно, как и Тиберий, который уже было задремал, сидя на одном из ящиков. Сделав жест рукой в знак того, что он пойдет первым, Барка достал меч из ножен и вышел из повозки. Как и ожидалось, их извозчик был мертв и лежал на земле, истекая кровью. Огня не последовало, даже когда внезапные нападающие заметили вывалившихся из повозки остальных двух человек.

Посмотрев в ту сторону, с которой, предположительно, стреляли, Барка заметил девушку - она показалась ему даже смутно знакомой и сейчас выглядела растерянной. Из засады стали выходить другие люди и догадаться, кем они являются, было несложно. Барка обернулся в другую сторону и встретился со знакомым взглядом, после чего посмотрел на Тиберия и Петра:
- Возвращайтесь в повозку. Мы отправляемся дальше. Я займу место извозчика. - Сказал он, переводя взгляд карих глаз на своего лучшего друга из прошлого. - Мы не те, кто вам нужен, Крикс. Позвольте нам уйти. Ты же знаешь, что я не выдам вас никому и могу обещать, что этого не сделают мои спутники.

Он говорил серьезно, спокойно. Барка был уверен, что мятежники не нападут на него и отпустят, но все-таки был готов оказывать сопротивление, хотя явно находился в далеко невыигрышной ситуации. Один против толпы - это мы уже проходили: в прошлый раз ему повезло, а этот раз вряд ли его сможет кто-то спасти. Но все-таки Барке хотелось верить, что его брат, один из самых близких людей, по-прежнему близких, нападет на него.
- Крикс! - женский крик привлек внимание Барки к повозке, которая приближалась к ним, но даже если бы Барка и другие захотели бы что-то сделать, они бы не успели.

Мужчина отступил ближе к повозке, крикнув:
- Петр! Гони повозку домой! Быстро! - Солдаты уже приближались, мятежники вступили в бой и Барка присоединился к ним, намереваясь выиграть время для Тиберия и Петра. Они должны были успеть уехать отсюда! Просто обязаны были! Даже если это случится ценой его жизни.

Давно Барка не сражался с таким размахом, но сейчас он бросался в бой так же яростно, как некогда раньше. Он ничуть не сдавал позиций, помня все, чем научился в лудусе. Кровь хлестала, слышались вопли, стоны, зловещие хрипы умирающих и звон клинков.

Вводное слово:
Уже около полугода Сиерра корчилась на этих проклятых Богами рудниках, молясь о том, что каждый новый день принесет ей силы жить дальше. Первые месяцы уже заметно исхудавшая девушка пыталась хоть как-то бороться со своей печальной участью, пару раз совершала попытки бегства, оборачивающиеся полным провалом и не сулящие ничего, кроме очередных побоев и издевательств. После, когда Спартак с мятежниками совершили набег на шахты, обведя вокруг пальца римских солдат, как каких-то неопытных подростков, только что научившихся держать мечи, охрану лишь усилили, а режим - ужесточили. И с этими "нововведениями" начала испаряться и без того крохотная надежда гречанки. Надежда на то, что однажды она снова увидит своего младшего брата Никиаса, потреплет его длинные волосы и согреет его в крепких объятиях.
От прежней Сиерры не осталось и следа. Она уже не помнила что такое смех или доброе слово, не помнила комфорта родного домашнего уюта, крыши над головой и теплого обеда. Порой ей казалось, что образ брата так же ускользает от нее подобного здравому смыслу. Гречанка больше не билась в истерики, не пыталась совершить глупый побег и не надеялась. Напротив, если раньше ее грели мысли о свободе, то сейчас ее могли лишь согреть мечты о быстрой и гуманной смерти. Всё лучше, чем гнить на рудниках, где с вещами обращаются куда бережнее, нежели с рабами.   

Сейчас:
Набитая "рабочими" повозка предательски скрипела на каждом камне, будто бы готовая развалиться на следующем повороте. Эта была не первая переправа Сиерры с одной точки рудников на другую, и явно не последняя. Подобные "поездки" были для измотанной девушки чуть ли не праздником, ибо она готова была отдать что угодно, только бы покинуть сырые и вонючие шахты хотя бы на пару часов, вдохнуть свежего воздуха и увидеть ясное небо над головой. Наблюдатель - римлян, сидящий в повозке вместе с рабами и отвечающий за порядок, время от времени рыкал на и без того запуганных людей, запрещая любые переговоры или ненужные взгляды. Но Сиерре в любом случае было не до "светских бесед": она прислушивалась к звуку леса, по которому скучала не меньше, чем по охоте, наслаждалась прохладным бризом, мечтая лишь о том, чтобы эта перевозка никогда не кончалась.
Из туманных дум, гречанку вывел гомон сопровождающих солдат, приказавших извозчику остановиться. Уже спустя пару мгновений стало ясно - сей привал не сулил ничего хорошего. Глаза рабыни тут же широко распахнулись, она пыталась уловить любое слово, любой звук, способный прояснить ситуацию, но как бы Сиерра не вслушивалась, ей не удавалось установить причину этой вынужденной остановки, пока чей-то наточенный меч не пронзил натянутую ткань телеги, служившую этакой обшивкой. Следующие события стали сменять друг друга с завидной скоростью: стальное лезвие, задевшие плечо случайного раба, как по маслу вошло в грудь наблюдателя, успевшего лишь что-то прохрипеть перед тем, как отправиться в загробную жизнь. Пара невольников, сидящих у самого выхода, не теряя ни секунды выпрыгнули наружу, тут же встретившись с мечами римских солдат, после устремившихся куда-то в противоположную сторону.
Тяжело дыша, Сиерра будто бы впала в ступор, не в силах подняться со своего места и осмыслить происходящие. Но только огонек зародившийся надежды на свободу загорелся где-то глубоко в ее создании, как гречанка сделала свой первый "шаг". Не зря говорят, что даже загнанное в угол, избитое животное может выпустить когти, из последних сил выгрызая себе право на жизнь. Вот и бунтарка, изнеможенная до предела, нашла-таки в себе это второе дыхание, чтобы в который раз попытаться вырваться из проклятых оков рабства. Подорвавшись, что было духу, девушка схватила небольшой кинжал, который павший римский наблюдатель засунул себе за пояс. Прохладная сталь приятно охладила ладонь рабыни, тут же поспешившей вон из этой вонючей повозки. Сопровождающие солдаты отступили к очагу битвы, поворачивая свои спины в сторону невольников и давая им возможность выскользнуть незамеченными. Ситуация начала обретать свои краски: группа людей, совершивших набег, не была похожа на обычных разбойников, не говоря уже о том, что дрались они куда опытнее, нежели ординарные ворюги. Тем не менее, кем бы они не являлись, не было похоже, что их целью были рабы, а посему - враг моего врага, мой друг.
Не мешкая больше не секунды, Сиерра, обхватив посильнее кинжал, рванула в сторону одного из солдат. Набросившись на него со спины, она стальной хваткой левой руки вцепилась в его лицо, дезориентируя мужчину, в то время, как заточенная сталь вошла между лопаток последнего. И еще раз. И еще. Римлян уже давно отбросил копыта, повалившись на окровавленную землю, но рабыня не унималась, продолжая полосовать солдата, как решето, будто бы отыгрываясь на нем за все те проведенные на рудниках месяцы. Она не слышала своего отчаянного крика, лишь стук ее сердца глухо отзывался в ушах, а кровь павшего воина приятно согревала руки. Наконец-то опомнившись, Сиерра шарахнулась от тела, жадно глотая свежий воздух и дрожащей рукой продолжая сжимать стальное оружие.
Дикими глазами, девушка принялась всматриваться в происходящее, ища свою следующую жертву.

Отредактировано Sierra (2012-05-25 09:48:26)

Едва сумев увернуться от острия римского меча, Мира кое-как отправила на тот свет ещё одного солдата. Она не была обучена премудростям боя на мечах, как Крикс и остальные восставшие гладиаторы. Намного легче ей было убивать на расстоянии и были бы сейчас стрелы, бой бы закончился гораздо раньше и с меньшими потерями для мятежников.
Сейчас же на поле боя царил настоящий хаос. Кровь и крики умирающих словно раскаты грома среди ясного неба сострясали воздух. Мира едва слышала крики сквозь бешенный стук в висках. Сердце гоняло адреналин по крови, отчего все вступившие в бой были подобны диким зверям, которые встретились со своим главным заклятым врагом - человеком.
И среди всего этого ужаса внезапно пришло озарение. Да, Мира видела этих двоих из повозки, у них, считай, общее прошлое. Правда, теперь у них разное настоящее. Мира слышала, как Барка приказал Петру покинуть это место как можно скорей. И она была солидарна с его планом, мальчонке нечего здесь делать - целее останется. Но драгоценное время было потеряно и план сорвался. Петр спрыгнул с повозки и ринулся в самое пекло битвы, желая хоть как-то помочь своему возлюбленному. Мира бросилась за ним, опасаясь за его жизнь. Петр схватил с земли римский меч и отбил атаку, даже ранил поганого римского пса и вкус крови пробудил в нем воина. Мира видела в его глазах готовность убить любого, кто встанет у него на пути.
Внезапно за его спиной вырос римлянин и повалил Петра на землю. Мира в один миг преодолела расстояние, что разделяло их, набросилась мужчине на спину, дико крича и всаживая ему клинок между ключиц по самую рукоять. Она опоздала - острие римского меча успело полоснуть Петра по боку. Пока римлянин умирал, Мира не сводила глаз с мальчишки; когда же римлянин был мертв, а все остальные были заняты боем с мятежниками и не могли их видеть, Мира кое-как подняла Петра и сказала:
- Тебе нужно спрятаться, - безумными глазами она оглядела местность на предмет безопасного места для укрытия и взгляд ее остановился на огромном валуне, находящемся неподалеку от дороги. Петр был ранен, а потому сражаться уже не мог. Оставалось только попробовать спрятать его подальше от римских глаз и не дать умереть. - Вон там, - она указала на выбранное место. - Давай же, ты должен туда добраться.
Дав указания довольно повелительным тоном, Мира повернулась лицом к полю боя, чтобы прикрывать его, пока он не достигнет нужного места. Ситуация была практически под контролем - восставшие явно побеждали. Мира не смогла сдержать улыбки радости, ведь они практически все остались в живых и освободили рабов, которым было предписано доживать век на рудниках. Мысли ее забежали вперед, поэтому пришлось одёрнуть себя и вернуться в реальность. Ведь они еще не победили и исход битвы известен только богам.

Отредактировано Mira (2012-06-02 21:12:08)

Говорят: в ожидании смерти жизнь проносится перед глазами за одно мгновение. Видишь все, что с тобой случалось, и жалеешь о том, чего еще не случилось, и теперь уже вряд ли случится, будь то хорошее или плохое. Так говорят. Только все это чушь. Петр не видел ничего, не жалел ни о чем. Он просто ждал. Ждал  последнего удара. Просто ни о чем не думал. Все казалось настолько не реальным, что с легкостью могло бы быть просто сном, одним из тех кошмаров, что иногда снились ему.
Закрыв глаза, парень приготовился к тому пресловутому последнему удару. Каким-то странным, непостижимым образом все звуки исчезли, оставив звенящую, холодную тишину. Мгновения растянулись до размеров вечности, и лишь отчаянный женский крик, словно из другого мира нарушил эту пустоту. Внезапно, тело римлянина дернулось, и обмякло, всем своим весом придавив мальчишку к земле.
- Тебе нужно спрятаться, - одурев от боли и страха, Петр непонимающе смотрел на женщину, которая помогла ему встать, и удержаться на ногах. Ощущение реальности всего происходящего буквально навалилось на него подобно мертвому, но еще хрипящему телу врага. Ноша казалась до безобразия неподъемной, и Петр с каким-то пугающим ужасом вцепился в тонкие руки женщины. Оглядываясь по сторонам, он все еще не слышал ничего, жмурясь, и облизывая пересохшие губы, то тут, то там выхватывая,  полным ужаса, взглядом мертвых, Петр и радовался и боялся, не узнавая в них Барку.
По бедру стекала горячая кровь. Его собственная кровь. Но мальчишка не обращал на рану никакого внимания. Лихорадочно вглядываясь в толпу, парень искал Барку, незаметно для себя самого едва ли не до боли цепляясь за ту самую женщину, лица которой даже не сумел толком разглядеть, и уж тем более не пытался расслышать то, что она говорила.
- Вон там, - женщина вновь вырвала мальчишку из ужасающей тишины, заставляя сосредоточиться, и хоть как-то взять себя в руки, указав на валун, недалеко от того сумасшествия, в которое так отчаянно вглядывался Петр, - Давай же, ты должен туда добраться.
-Я…я не могу…Барка, - парень попытался вновь рвануться в это пекло, но все еще пребывая в полнейшем шоке, едва не споткнулся, - Я должен ему помочь…
Слова комом застревали в горле, раздирая его на части. И вновь он оказался беспомощным, вновь его самый дорогой в этой никчемной жизни человек спасал его, Петра, подставляясь и рискуя собственной жизнью. Собственная боль не имела значения, собственная жизнь не имела значения, если нет ЕГО. Зажмурившись, Петр едва сдержал рвущийся крик отчаяния. Сколько же можно! Эта борьба не закончится никогда.
- Петр! – широко распахнув глаза, полные слез, мальчишка обернулся на звук родного голоса и замер. Впервые он видел Барку таким. Обезумевшим от крови. С горящими, сумасшедшими глазами зверя, загнанного в угол, способного перегрызть горло любому даже находясь в шаге от смерти. Чудовище Карфагена. Петр никогда не видел его на арене, и никогда не видел в бою, кроме как во время восстания, но и тогда он не увидел этой жажды крови. Никогда не видел почерневших от злобы и ярости глаз любимого. Барка всаживал меч в тело врага едва ли не по самую рукоять и…наслаждался этим. Нежный, заботливый, ласковый Барка сейчас был совершенно необузданным, диким и жестоким убийцей. Ему не нужна была помощь. Это зверь, попавший в родную и привычную среду, в которой чувствовал себя на своем месте.
Отведя взгляд, Петр уступил настойчивому желанию женщины отвезти его подальше. Он больше не смотрел на своего любовника, опустившись на опаленную жарким солнцем землю, лишь схватился за бок, зажимая ладонью рану, и мелко дрожал, не чувствуя ровным счетом ничего. Теперь мальчишка понимал то, что спокойная жизнь не для Барки. Кровожадного тигра, привыкшего убивать, не сделать ласковым котенком. И чтобы жить с ним, чтобы понимать его, Петр должен стать таким же. По сути, только Петру нужна была та жизнь, к которой они так стремились, и это уже было более чем очевидно.
Невидящим взглядом, мальчишка смотрел перед собой, и единственным, что сейчас связывало его с реальностью - была собственная теплая кровь, которая сочилась сквозь пальцы. Почему он не видел всего этого раньше? Был наивен? Еще как наивен. Это не Барка искал жизни подальше от крови и боли, это сам Петр убедил себя в том, что и для Барки это будет чем-то вроде счастья. Счастья для Петра. Такой свободы для него, где не приходится бояться, не приходится ждать боли. Гладиатор всего лишь хотел оградить мальчишку от всего этого, но это была его жизнь. Его привычный мир. Вырывать Барку из него Петр не имел права.
Закрыв лицо окровавленными ладонями, мальчишка просто разревелся. Он был абсолютно беспомощным. Он был обузой. И нужно было что-то с этим делать. Теплые ладони, поглаживающие его по плечам, вновь вернули его в этот прогнивший и воняющий трупным разложением, мир. Присмотревшись к женщине, Петр невольно и как-то грустно улыбнулся. Это была Мира. Рабыня из дома Батиата.
-Спасибо… – едва слышно прошептал он, оглядывая женщину на предмет ранений. – Ты не ранена? У тебя кровь…
Хотя это могла быть и не её кровь, сам же парень выглядел не самым лучшим образом. Грязный, в крови, взъерошенный и буквально разбитый. Потихоньку возвращаясь к реальности, парень прислушался к стихающим звукам борьбы. Все определенно заканчивалось, и по легкой улыбке Миры не трудно было догадаться – кто стал победителем. Все еще помня взгляд Барки, и сам Петр не сомневался в этом. Римлян было слишком мало для того, чтобы остановить чудовище Карфагена. Больше не чувствуя опасности, и с помощью все той же Миры, которой Петр теперь обязан не больше не меньше, а жизнью, парень попытался выбраться из укрытия, но в следующее мгновение нос к носу столкнулся с Баркой. В его взгляде больше не было того наслаждения кровью врагов, только боль, страх и…вина. Мужчина рухнул на колени, крепко обняв своего мальчика, так и не сумевшего подняться с земли.
- Ты глупец… - Петр виновато прикусил губу, вцепившись в плечи своего любовника, – Но дело сделано… и уже ничего не изменить. Поднимайся, нам нужно уходить.
-Прости…я пытался помочь тебе, - пробормотал мальчишка, зглатывая ком в горле, и пытаясь унять дрожь, - Я не хочу быть обузой для тебя.
Поддерживаемый своим мужчиной, Петр все-таки выбрался из укрытия, и стараясь не смотреть на трупы, подавляя рвотные позывы, покрепче прижался к нему. Мятежники помогли рабам выбраться из повозки, и теперь на скорую руку перевязывали раны. Немногие из римлян были еще живы, но вряд ли смогли бы уже подняться. Оглядывая поле боя, Петр в одно мгновение похолодел так, что казалось, даже воздух вокруг него искрится тысячами ледяных кристалликов. Среди погибших мальчишка узнал Тиберия. И слезы вновь ручьями потекли по щекам, буквально обжигая кожу пугающей теплотой.
-Нет…-беззвучно пробормотал Петр, впившись пальцами в руку Барки, - За что его…Почему его?
Боясь даже выдохнуть, мальчишка едва оставался в сознании, цепляясь за реальность изо всех сил. Откуда такая несправедливость. Почему именно этот человек, подаривший им мирную, спокойную жизнь, отдал её по их же вине.
- Не смотри туда. Не смотри! –парень зажмурился, цепляясь за изодранную одежду своего любовника. Мальчишку трясло в беззвучном рыдании. Пальцы буквально онемели, побелев до мертвецкой бледности. Весь мир  рухнул. Их жизни больше не существовало. Единственным, что у них осталось – были они сами.
-Как так получилось? – находясь на грани истерики, парень несильно ударил кулаком в грудь Барки, и отчаянно крепко к нему прижался, - Это я виноват! Я!
Возможно, если бы Петр послушал своего любовника, и увез Тиберия, то мужчина был бы жив. От воспоминаний о семье торговца, сердце мальчишки болезненно сжалось. Как они теперь будут жить? Нет, он виноват не только в смерти Тиберия, но и в том, что обрек этих добрых людей на боль и страдания. И этот груз останется с ним до конца его чертовых дней.

Отредактировано Pietros (2012-06-04 21:05:13)

Все произошло быстро. Раздался крик – его имя – и Крикс резко обернулся: в отдалении Барка обрушился на одного из охранников, и в голове у Крикса мелькнула мысль – недаром этого человека назвали Чудовищем Карфагена. Крикс был опьянен сражением, как вином: ему хотелось еще и еще. Чемпион Капуи тяжело дышал, его голая грудь, покрытая сетью шрамов, высоко поднималась. На лице было выражение зверя, приготовившегося к атаке. Он обвел взглядом поле сражения, выискивая еще кого-то, кто утолил бы жажду крови, на кого можно было низвергнуть свою ярость. Но враг был повержен.
Песок дороги стал красно-бурым, напитанный кровью. В хаосе битвы, когда земля у тебя под ногами превращается в жижу из крови, блевотины, мочи и потрохов друзей и врагов, легче всего обратиться к богам за спасением. Но на поле битвы дерутся люди, и умирают тоже люди, а боги никогда не спускаются на него и не пачкают ноги. Они наблюдают свысока. И все, что они сейчас могут увидеть, – кровавое пятно на теле этого прогнившего мира. Увы, недостаточно большое, чтобы затопить его.
Он кивнул Барке, благодаря за спасение своей жизни – слова здесь были бы лишними. Криксу было неизвестно, что сейчас произошло, но он чувствовал, что для Барки случилось что-то страшное: в отдалении, рядом с повозкой, на которой они ехали, лежало два трупа, один из которых, старик, был в одежде торговца, а значит, ехал и был знаком с карфагенцем…
Крикс отвернулся, нашел взглядом Миру, проверяя, все ли в порядке с ней – с ней-то да, а мальчишка на ее руках, в котором галл признал Петра, был ранен. Но к ним уже подошел Барка, а значит, он позаботится о мальчишке – ничто не залечит рану лучше, чем любящее сердце.
Крикс вспомнил о Невии – скоро он увидит ее, сможет сжать в своих объятиях. Эта мысль ободрила галла, и он развернулся к рабам из второй повозки, которые уже выбрались наружу, а теперь робко сжались в одну кучу и затравленно смотрели на гладиаторов. Худые, истощенные, забитые – Криксу приходилось бывать на родниках, и если подземный мир существует, то он именно таков. В прошлый раз он забрал свою любимую оттуда, но сколько людей еще томится в этом аду из огня, пота и рабского труда?
Норка Юноны, я уже говорю как Спартак!
Тем временем Варго, полулежащий, зажимал рану и думал о том, что сегодня ночью эта рабыня окажется у него на члене.
- Кто вы такие? – она так склонилась над Варго, что сквозь лохмотья можно было увидеть линию груди, тугие плечи с выпирающей костью, впадину на шее... Германец, слишком занятый для слов, лишь загадочно усмехнулся и кивнул в сторону Крикса. Тот обходил рабов, не сводя с них свирепого взгляда, и говорил.
- Когда вы были похоронены заживо на рудниках римлян, без надежды, без жизни, без будущего, какому богу вы молились? Какие жертвы приносили ему, лишь бы выбраться? Смотрите на нас: мы – не боги, но это мы услышали ваши молитвы. Меня зовут Крикс, и я скажу вам только одно слово, - он замер, обвел лица рабов взглядом. Они слушали его с опаской, будто не понимали, о чем он говорит. Они боятся. Конечно, они всегда боятся. И правильно делают. – Свобода. Вы все свободны.
Крикс был разочарован: среди этих жалких существ не было ни одного бойца, никого, кто мог бы держать меч. Им нужны бойцы, а не прислуга!
Он повернулся к ним спиной и обратился уже к мятежникам:
- Соберите все оружие, всю еду и воду, что найдете. Мы скоро уходим.
Убедившись, что его приказ начали выполнять немедленно, Крикс подошел к Варго и женщине, склонившейся над ним. Тот был ранен – ткань, которой перевязали бок, уже напиталась кровью. Крикс поморщился – не хватало еще, чтобы единственным, кто пострадал в этой вылазке, был германец (хотя сам Крикс был бы только рад, если бы это племя исчезло с лица земли без остатка).
- Варго, ты сможешь идти?
- Я смогу бежать! – прорычал тот, а потом указал на девчонку рядом. – Возьмем ее с собой! Она неплохо дралась.
Крикс с сомнением оценил рабыню. Он сильно сомневался, что Варго ратует именно за боевые качества. Она была вся покрыта кровью – руки почти по локоть, кровавые разводы на потной и грязной коже…
- Ты что-нибудь слышала о восстании Спартака? Можешь присоединиться, - наконец бросил Крикс.
Сказав, он развернулся и пошел в Барке. Он подошел как раз в тот момент, когда Петр предавался агонии самоистязания.
- Это я виноват! Я!
- Меч, убивший его, был не в твоей руке, - Крикс горой вырос за спиной Барки, сильный и уверенный, как всегда. – Тень Рима простирается далеко и накрывает всех без разбора.
Он положил руку Барке на плечо.
- Пойдем с нами, брат. Пора вернуться туда, где твое место. Только с нами вы оба будете в безопасности.

Они снова потеряли все. Быстро, глупо, нелепо. В какое-то мгновение, буквально за пару секунд Барка и Петр лишились крова, спокойной жизни, близкого человека и… семьи. Да, пожалуй, семью Тиберия они могли считать своей семьей, ведь они проводили время все вместе, кушали за одним столом, жили в одном доме и были заодно. В их компании было уютно и тепло, Барка переживал за них и был готов защищать также яростно, как и Петра. Эта мысль болью отозвалась где-то внутри, сдавило грудь…. Нет, не защитил. Не успел. Может, и был готов, может, и думал, что готов, но на деле никак себя не показал. Не спас, не защитил человека, который подарил настоящую жизнь, а не рабское существование. Не защитил того, кто дал ему работу, пустил в свой дом и поделился хлебом. Не защитил.
Поморщившись, Барка стиснул зубы и крепче обнял Петра. Он не имел права терять над собой контроль, он должен был быть сильным, всегда, чтобы защитить своего мальчика. Того, кто был способен растопить его сердце, согреть и приласкать, внушая надежду на то, что все когда-нибудь будет хорошо. В какой-то момент они даже верили в это самое «хорошо», а теперь… теперь они потеряли свою счастливую жизнь и карфагенец чуял, что грядут мрачные времена.
Но все-таки они с Петром еще были свободны. Их не поймали и не подвесили на рынке, как пример непослушания, их не зарезали, как свиней, перед началом  развлекательных боев. Они все еще могли решать сами, куда пойти и чем заняться. Больно от утраты и все-таки немного страшно, где-то внутри, но они должны двигаться дальше, ведь они живы, свободны и обременены бременем собственного выбора за себя же.
- Ты ни в чем не виноват. – Хрипло сказал Барка, крепче прижимая к себе Петра. – Ты не виноват. Не смей так думать. Я…
- Меч, убивший его, был не в твоей руке, – Крикс говорил правильно, пусть и не позволил назвать виноватого в смерти Тиберия, а Барка был уверен в своей виновности, хотя и в словах галла была истина. – Тень Рима простирается далеко и накрывает всех без разбора.
Посмотрев на Крикса, ощутив его прикосновение к плечу, услышав его предложение, он, Барка, вдруг вспомнил, как они прощались. Как разговаривали после восстания, и как друг провожал их рано утром, сказав что-то вроде «Мы еще встретимся». Барка скучал по нему и даже не находил в этом ничего удивительного, ведь Крикс был одним из немногих, кого карфагенец считал близкими. Но тогда он даже подумать не мог, что они столкнутся с ним снова вот так, в такой плачевной ситуации. Впрочем, глупым было рассчитывать на то, что они столкнутся случайно на улице, выпьют вина и поговорят о жизни…
- Петру нужно обработать рану и отдохнуть. – Сказал Барка, смотря на друга тяжелым взглядом карих глаз. – В повозке… товар, который мы везли. Там несколько бочонков с водой, крупы, травы, материя…. Пусть твои люди заберут все в лагерь.
Он не дал твердого ответа, лишь сообщил о том, что принимает приглашение и сейчас они пойдут с ними, в их лагерь, чтобы перевести дыхание, а дальше… дальше видно будет. Он не хотел принимать какие-то решения, не узнав мнение Петра, а тот сейчас был не в лучшем состоянии и вряд ли мог трезво мыслить.
Хотел ли он вернуться в братство, которое до сих пор существовало, пусть не в пределах лудуса? Был ли Крикс прав относительно его места рядом с ними? Барка не мог ответить. Он сражался всю свою жизнь, с разными противниками, сделал себе имя и верно служил Батиату не один год. Барка умел это делать, убивать людей. Без пощады и без сомнений. И не стоило отрицать, что в этот день, вступив в битву, он снова чувствовал запах крови, азарт и власть над человеческой жизнью. Чувствовал свою силу. Мощь. Он наслаждался этим. Почему? Потому что… в каком-то смысле это можно было назвать делом всей его жизни. Тем, что было знакомо и так привычно. Если он убивает, то он – чудовище Карфагена, он легенда и внушает страх. Это позволяет ему защищать тех, кто ему близок и защищать себя самого. Если не убивает, то… то он мертв. Он жил по таким правилам. Или выживай, или выживет кто-то другой. У него не было права выбора тогда. Не было вариантов. Это все прошило его насквозь, он пропитался этим так, что дороги назад нет. И теперь, когда у него был выбор, который он должен был сделать сам, Барка колебался и не знал, что делать теперь. Но он подумает об этом после.
Пока мятежники забирали все, что можно было унести в лагерь, Барка проверил наспех перевязанную рану Петра и пытался успокоить. Обнимал, гладил по спине, тихо просил потерпеть боль и убеждал в том, что он ни в чем не виноват.
- Нам надо уходить, здесь небезопасно. – подала голос женщина, чьего имени Барка не знал, но уже вспомнил, что видел её раньше.
Все засуетились, готовые отправляться. Барка покрепче обнял Петра, придерживая его и ведя следом за мятежниками, которые направлялись в лагерь. Уже спускаясь с дороги, он кинул последний взгляд на торговую повозку и стиснул зубы, отчего желваки на его скулах заходили. Терять больно.

Отредактировано Barca (2012-06-12 02:39:23)

Оглядывая трупы павших, Петр и сам не замечал того огня, что разгорался в его, казалось бы, остывшем теле. Слезы все еще текли по его щекам, пугая и раздражая кожу своим теплом. Но то отчаяние, что буквально на куски раздирало его изнутри медленно сходило на нет, уступая место злости и ярости. Все эти люди, их кровь, крики, и стоны будто ржавчиной покрывали некогда радужные мысли и о героях – гладиаторах, которые добывают себе славу и свободу, сражаясь не на жизнь, а насмерть. Все те звуки и видения корчившихся в агонии, вся эта кровавая эйфория, чертов пир смерти, это не отпускало, не позволяло дышать полной грудью, сдавливало невыносимым грузом. Парень изо всех сил вцепился в руку Барки, дабы не потерять сознания, и сдерживая рвотные позывы, уткнулся лицом в его грудь. Смотреть на кровавые реки уже не было сил. За всю свою недолгую жизнь в лудусе Батиата, Петр так и не смог разделить людей на хороших или плохих. Ведь даже ублюдкам было больно. Ведь даже последним мерзавцам было страшно. И у каждого были те, кто ими дорожил. Вот такими вот, мерзкими и отвратительными, но были. И даже их кто-то мог ждать.
Петр зажмурился. Воспоминания о семье Тиберия отозвалось болью во всем теле, едва ли не лишая разума. Это была не его война. Он не должен был умирать. Как же все это было глупо и никчемно. Это все не могло быть реальностью. Действительно. Это сон. Всего лишь сон. Кошмар. Нужно только закрыть глаза, глубоко вдохнуть и все это закончится. И Петр привычно увидит светлеющее небо в узком проеме небольшого окошка, простой, но спокойной и теплой комнатке в доме Тиберия. Да, все именно так. Мерное дыхание еще спящего Барки обязательно успокоит рыдающее сердце, а крепкие руки обнимут так, что от их теплоты весь холод ночного кошмара растает без следа. Верно. Нужно только закрыть глаза, и…
Но стоны не утихали, раненые римляне, те, которым посчастливилось не сдохнуть сразу, подыхали сейчас, глотая собственную кровь. И горловые хрипы буквально сводили с ума. Мальчишку сотрясала пугающе сильная и реальная дрожь, а по бедру текла теплая кровь. Его кровь. Вот только боли он не чувствовал просто потому что её было слишком много, чтобы определить источник.
- Ты ни в чем не виноват. – как-то судорожно выдохнув, Петр посмотрел на своего мужчину, и слезы вновь потекли из его глаз, – Ты не виноват. Не смей так думать. Я…
Барка. Единственно дорогой человек в этом мире был все еще с ним. Он был чудовищем, от его руки гибли люди, иногда ни в чем не повинные люди. Но и он был в этом не виноват. Барка жил этой борьбой. Жаждал крови. Да он наслаждал ей. Только Петр знал и другого Барку, ласкового и нежного, крепко обнимающего, и обещающего защитить от всего. И именно такому Барке он сейчас смотрел в глаза. Тяжелые, уставшие, виноватые. И ради него стоило бороться, как он сражался за Петра. В кои-то веки разделить с ним его, Барки, жизнь, его мир. А не то, что он хотел подарить мальчишке. Это была красивая иллюзия. И теперь Петр понимал это очень хорошо. Вот она, реальность, полная боли и смертей, потерь и разочарований, а все то, что было буквально несколько часов назад – сон. И он закончился.
- Меч, убивший его, был не в твоей руке, – Петр поморщился, зажимая ладонью рану, от этих слов, рвотные позывы становились еще более нестерпимыми, – Тень Рима простирается далеко и накрывает всех без разбора.
-Тень Рима? – переспросил парень, щуря все еще мокрые глаза, - Скажи это его жене и сыну. Тень Рима не касалась его, до тех пор, пока не появились мы. Хотя это будет малым им утешением. Что могут значить победы и идеалы, если приходится оплакивать мертвое тело, и никто уже в этом мире не посмотрит на тебя с любовью и лаской. 
Петр говорил спокойно, и пусть даже не громко и растеряно, но твердо. У жены и сына Тиберия были все права для того, чтобы проклинать их до конца своих дней. И смыть этой крови с их рук не смогут не одни подвиги, не одни благие намерения. Действительно, если бы они не пришли в его дом, если бы Петр послушался Барку и увез бы Тиберия подальше от всего этого, и еще тысячи и тысячи различных «если бы…» добавляли камушков в и без того тяжелое сердце. Впрочем, немного справиться с собой, и взять себя в руки у Петра получилось, и он даже пусть грустно и потеряно, но все же, улыбнулся Мире. Вновь поблагодарив её за заботу, и помощь,  мальчишка разглядывал её очень осторожно, пока Барка осматривал его рану. Уставшая, сбитая с толку, растрепанная, в чужой, запекшейся крови, что-то в её облике заставило парня тепло погладить её по руке, и пообещать то, что все определенно будет хорошо, нужно только потерпеть и подождать. У женщины была странная горечь в глазах, от этого они казались еще темнее.
Тихо охнув, и прикусив губу, Петр довольно стойко переносил оказание первой помощи. Бок саднило, мысли все еще путались, а в самом парне будто росла пустота, заполняя его целиком, отдаляя все ощущения и чувства. Только теплые руки Барки напоминали ему, что Петр все еще жив, и в сознании.
Мятежники быстро вытащили товар из повозки Тиберия. Парень хоть и понимал то, что им все это будет нужнее, но было в этом и что-то неправильное. Будто они не имели права так поступать. Словно это было оскорблением. И облизнув губу, Петр отвел виноватый взгляд, стараясь не смотреть на тело торговца, на его седые, испачканные кровью и грязью волосы, на его застывшее, обезображенное смертью, лицо. Это было страшно, слишком тяжело, и невыносимо.
- Нам надо уходить, здесь небезопасно. – Мира была права, оставаться тут все равно что стоять посреди арены, и ожидать пополнения числа врагов, - Нужно помочь раненым.
Петр только покрепче прижался к Барке. Как и раньше, у мальчишки был только он. И только он стоил того, чтобы идти черт знает куда и черт знает с кем. То спокойствие, та мирная, теплая жизнь умерла вместе с Тиберием. Её не вернуть. Но с ним, с Петром, рядом был Барка. А это было дороже всего. И если вновь придется сражаться за него, Петр не отступит.

Отредактировано Pietros (2012-06-12 23:18:53)

- Скажи это его жене и сыну. Тень Рима не касалась его, до тех пор, пока не появились мы. Хотя это будет малым им утешением. Что могут значить победы и идеалы, если приходится оплакивать мертвое тело, и никто уже в этом мире не посмотрит на тебя с любовью и лаской.
Крикс посмотрел на Барку взглядом «усмири свою женщину» и ответил лишь:
- Победа – единственное, ради чего стоит жить, но без идеалов она не стоит ни жизни, ни смерти.
Сейчас как никогда прежде галлу было что терять, действительно было. Но он не спрячется, не сбежит, не променяет победу на тихую, мирную, бесславную, но долгую жизнь с Невией. Победителями не рождаются – ими становятся, и кому, как не чемпиону Капуи, было знать об этом. Больше – Крикс был ярким подтверждением этой простой истины. У Крикса было четыре брата, и никого из них он не мог превзойти в силе и боевом умении. Но в бою с римлянами они погибли, а Крикс выжил. И жил жизнью, о которой будут слагать легенды.
Но пока легенды не были слажены, нужно было проживать жизнь. Здесь и сейчас. Крикс оглядел поле боя еще раз, в тон словам Барки:
– В повозке… товар, который мы везли. Там несколько бочонков с водой, крупы, травы, материя…. Пусть твои люди заберут все в лагерь.
Он кивнул, коротко бросил несколько слов одному из парней поблизости, и те пошли к повозке.
- Нам надо уходить, здесь небезопасно. - Он был согласен с Мирой. Как бы милостивы сегодня не были к ним боги, их настроение переменчиво, а эта дорога – достаточно оживленна. - Нужно помочь раненым.
- Позаботься о том, чтобы всех тяжело раненых отнесли в ту повозку, - он кивнул на повозку Барки.
Впрочем, раненых было не так много – Варго, еще пара человек да Петр. И если о первых всегда позаботятся собратья, то у последнего есть Чудовище Карфагена. Но вдвоем они уже шли по дороге к лагерю.
Они закончили здесь. На земле остались лишь тела убитых римлян, чьи красные плащи сливались с песком, напитанным кровью. Крикс поторопил запаздывающих и направился к двум девушкам, бывшим чуть в отдалении.
- Если вы хотите идти с нами, поторопитесь, - а никто и не говорил, что он – приятный собеседник. – Либо навсегда забудьте наши лица.
Иначе придется увидеть их еще один раз – и это будет последним, что вы увидите в своей жизни.
Развернувшись, он пошел следом за остальными.  Но теперь Крикса не оставляло ощущение, что эта встреча стала началом чего-то большего, чего-то, что либо вознесет их до небес, либо сотрет в прах.